Пробуждение

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Пробуждение » Юмор » Готическая книга Арды


Готическая книга Арды

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

Автор Том Бомбадил

Готическая книга Арды.
Или о том, как появились вампиры в Средиземье?

На вопрос были ли готы в Арде, может быть только один и только утвердительный ответ:

– Да были. Причём с самого момента сотворения Эа, и даже ещё немного раньше.
Первым готом в Эа был разумеется сам Эру Илуватор, ибо Арду сотворил он в полной тьме сыграв там с остальными Айнурами мрачный готический музончик. Что-то вроде «Разбежавшись прыгну со скалы». Даже ещё чуток готичнее. От которого весь мир сущий ещё пока даже не сотворённый, весь прямо таки содрогнулся чуть не рухнул со скалы, и возник во тьме безвременной. По теории сжатия и расширения вселенных. При просмотре записи аппаратура постоянно искрила, изображение пропадало, и тьма дважды в покрывала тёмный экран в полной тьме. Самый конец записи Эру даже не стал не кому показывать слишком там уж всё мрачно было, про тёмный конец света. А просто засветил эту часть плёнки. Хотя до сих пор не ясно, как он умудрился сделать это в полной тьме. Не иначе как растворителем затёр.

Вторым готом среди прочих айнуров был всем известный Мелькор. Этого паренька перекрывающего мрачный хор голосов всех остальных своим готичным дестроем. Эру выделил сразу и отправил творить дестрой от своего имени в тёмную и мрачную Арду.

Сам же Эру как истинный гот остался во тьме внешней, допевать свои другие мрачные песенки.
Те Айнуры что отправились вместе с Мелькором тоже были те ещё готы. Один мрачнее другого. Манвэ повелитель бурь и холодных ветров. Мандос управляющий страной мёртвых, Ауле отец готических подземных гномов, мрачно хохочущий Тулкас, Ульмо повелитель морских пучин. Вечно проливающая потоки слёз готка Ниена. И другие депрессивные готки валиеры, подруги готов валар во всём их поддерживающие.

К счастью Эру сотворил всех их бессмертными и практически неуязвимыми. Так что они теперь могли западать в глубокую депрессию, и предаваться мрачным мыслям о недостижимой для них смерти ну просто веки вечные.

Поселившись в Арде угрюмые валары не спешили сделать свою жизнь посветлее, ибо как истинных готов тьма их прикалывала. А чтобы не набить себе впотьмах шишек, об заснеженные камни похожие на могильные, мрачная тётка Варда понатыкала в тёмном небе несколько тусклых готических созвездий с мрачными названиями. Типа «Серпа Валар», намекая что Мелькор когда ни будь этим серпом себе по самые помидоры отхватит.
Заглядится на звёзды в небе, и в темноте, на какой ни будь ржавый могильный крест своими помидорами да налетит.
Не любила она его за какие-то непристойные предложения в её адрес. Да и никто из остальных братьев готов Мелькора не любил. Они вообще как истинные готы никого не любили.

Однажды мрачной готке Яванне светлым лучом в её тёмную голову пришла странная мысль, вырастить у себя на клумбе напоминающей свежую могилу, какие-то экзотические цветы вроде чёрных роз. И она попросила Ауле выковать ей два чугунных готических подсвечника. Таких огромных чтобы и на братской могиле для всей планеты можно было бы их установить, в качестае вечного пламени павшим бойцам.
Но когда чёрные розы только, только начали распускаться, Мелькор сказал что это не готично, и опрокинул подсвечники прямо на клумбу.

Переполох был страшный. Чугунные готические подсвечники с грохотом раскололись об землю. Расплавленный парафин брызнул во все стороны. А панковавшие на могильной клумбе готы-валары, резко вспомнили, что эта могила не вовсе Цоя и не Дягилевой, и даже не Кобейна, и свалили с неё поскорее.
Тем более что от горевших свечей вся тогдашняя Арда, напоминающая мрачное готическое кладбище планетарного масштаба, занялась вечным пламенем. И если бы тогда было хоть чему-то гореть, то это всё выгорело бы подчистую.

Увидев хохму которую Мелькор сыграл над панкующими готами, Тулкас долго и мрачно хохотал. А потом пошёл искать Мелькора, чтобы тоже рассказать ему какую ни будь мрачную готическую шутку. Но тот успел шмыгнуть в заблаговременно обустроенный подземный склеп Утумно. Написав на его вратах:
«Я умер, просьба не беспокоить»!
Простоватый Тулкас прикол заценил, и удалился. Тем более что этот мрачный склеп Мелькора, охраняли сторожевые готические псы балроги, плюющиеся тёмным готическим пламенем Удуна. Шутить с которыми было весьма накладно.
И в расстроенных чувствах побежал отгонять оленей от своей спящей супруги Нэссы. Которые вечно крутились вокруг её стадами, и сейчас напуганные всемирным пожаром могли запросто её затоптать.

Позже отец Эру Илуватор выкинул в Средиземье целый десант отмороженных эльфов, способных только валяться целыми днями на снегу и на звёзды таращиться. А поскольку солнца ещё не было, то вся земля была вечными снегами покрыта.
И Мелькор стал их потихоньку кусать и делать из них вампиров. Чтоб не повымерзли совсем. Ну прямо как граф Дракула. Именно поэтому эльфы стали бессмертной расой, с кучей сверх свойств, типа ночного зрения. И при этом вечно молодые, и прекрасные ликом. Ну чем не вампиры? К тому же и яркого света в те времена они боялись.
Мандос так сказал что яркий свет их погубит, и поэтому велел Варде к их пробуждению дальний свет на своих звёздах слегка приглушить.

Кусаться и пить кровь их потом валары-готы отучили. Чтобы их самих не покусали. А те эльфы что не захотели отучаться стали орками, те не только кровь пьют но и сырое мясо жрут. Они так и остались с Мелькором Дракулой в его готическом склепе жить.

Кстати говоря, в настоящие готы Мелькора посвятил сам Феанор, назвав его Мор-Готом.
То есть чёрным готом мира по эльфийски. Но это уже совсем другая история…

Часть вторая. Пленение Мелькора.

Мелькор-Дракула всё так и отлёживался в своём вампирском склепе Утумно, творя ночью всё новых, и новых вампиров из едва продравших глаза эльфов. А поскольку ночь уж сильно затянулась, то для его вампирских забав было полное раздолье. Хоть фильм «Без заката и рассвета» там снимай.

И братья его мрачные готы валары уже начали понимать, что они уже стали выглядеть немного обделенными подобными готическими фишками. На всю Арду ни одного подобного склепа. У Мандоса в покойницких чертогах ни одного покойника! Чёрным готическим курам на смех! Воронам полярным то есть, или пингвинам траурным там каким ни будь. Ниене и оплакать-то толком на похоронах было совершенно некого. Ну кроме тех двух бездушных подсвечников. Так разве это в счёт?

А папаша их Эру ещё и очередную мрачную шутку над ними сыграл. Сотворил им назло всех эльфов бессмертными, да к тому же поселил их не в Валиноре, а понакидал в окрестностях Мелькорова склепа. Ну хоть воруй их теперь у него! Так ведь и воровали!

Так Ниена с Мандосом от скуки прямо как дети малые в похороны играть начали.
А остальные валары вовсю им подыгрывать. Оромэ быстренько на коне в Средиземье съездит, и у Мелькора какого ни будь эльфа-вампира украдёт. Ирмо тут же его усыпит, Ауле уже и могилку ему выроет, Яванна венков на могилку наплетёт, Намо спич над ним зачитает. Что мол судьба у него была такая, и ничего тут уже больше не попишешь. Ну и ещё какую ни будь там лажу про волю и замысел самого Эру.
Ну словом закапывают они его туда. Ниена в полное своё удовольствие ревёт в три ручья, и прямо как безутешная вдова на могилу кидается. Кто ни будь из подруг, уводит оттуда её под руки. Эстэ идёт рядом и вовсю её утешает, залечивая глубокие раны её извечной неизлечимой скорби. Ну у готок так всегда и было принято. Кто-то в вечной депрессии. Кто-то наоборот, всю дорогу кого-то утешат, убеждая не накладывать на себя руки. Ведь всё равно ничего из этого не выйдет. Показуха, она и есть показуха.
И все остальные тоже расходятся довольные.

Тулкаса на такие мероприятия обычно не допускают. Тот, вечно глядя на эту показуху, обязательно не удержится, и дико ржать начинает. Что с него возьмёшь? Ну не вникает он никогда, во всю серьёзность ситуации.
А через пару часов проспавшийся эльф вампир, упырём выползает из своей могилы. Хрена ему там сделается бессмертному-то? И возвращается назад к своему наставнику Мелькору-Дракуле. Рассказывая при этом, всем остальным эльфам, страшные истории про чёрного всадника, что его похитил, и про все бесчинства, что с ним там вытворяли в бессмертных землях. И не удивительно, что первое время эльфы не особенно стремились там побывать. Даже, несмотря на все обещания валар, устроить им там самую крутую готическую мега-тусовку.

Ни одного настоящего гота, никак не устроят похороны таких резвых покойников. Тем более не одноразовых, а постоянно вырывающихся из своих могил, порождая предания о упырях и блуждающих мертвяках. А Мелькор у себя в склепе глумился на тему что, мол, о том что такие похороны – один шаг к резиновому покойнику. Эту его шутку даже мрачный Тулкас заценил. И всё мечтал точно так же отшутиться.

Поэтому эти вандалы решили убить двух зайцев одной лопатой. А зайцы и кролики, как вы все помните, это не только ценный мех, но и далёкие предки хоббитов. Тоже как известно живущих в норах. Хоббиты это тоже ещё те готы, поскольку живут под землёй в похожих на могилы норах. Но об этом тоже как ни будь в следующий раз. Уже после полного завершения их эволюционного процесса.
(И не надо мне тут говорить, будто я это у Гоблина спёр. Пересмотрите ещё раз, у него всё по-другому было)

Вот, а пока замахнувшись могильной лопатой на двух далёких предков хоббитов, Адама и Еву Брендискоков, (или кто там у них хоббитанское родовое древо зачал?) эти вандалы решили одновременно и осквернить склеп Мелькора, и переманить на свою сторону его готических эльфов вампиров.

В связи с чем со склепа Мелькора, сорвали крышу. И будь он настоящим вампиром, а в небесах Арды светило бы тогда настоящее солнце, то рассыпался бы он тут же в прах, как в самых крутых голливудских фильмах. А на стенах этого склепа, хотели было понаписать всяких неприличных надписей, на доФеаноровых, и даже доРумиловых письменах. Но вовремя заметили, что стен в этом подземном сооружении, не было вовсе никаких.

Тогда туда просто забросили дикого приколиста Тулкаса, и он завалившись в готических храм печали Мелькора, начал там всё тупо обстёбывать. Тыкал во всё пальцем, лапал всё грязными руками, задавал дурацкие вопросы и глумливо ржал. Обещал в следующий раз прийти со своей подругой Нессой, и со всеми её оленями. Она, мол, тоже его готический склеп посмотреть давно хотела. Это был уже нечестный приём, и застёбаный до полусмерти Мелькор сдался властям. В обмен на тихую и отдельную камеру в готических чертогах Мандоса, чтобы только быть подальше от этого придурка Тулкаса.

А многие из верных Мелькору эльфов вампиров, последовали вслед за ним к месту его ссылки. Поскольку валары обещали разрешать им иногда видеться со своим крёстным отцом.

Самых упорных упыряк-орков что не захотели сдаваться. Просто засыпали в разгромленном Утумно. И сравняли с землёй. Но тем не привыкать уже было вставать из своих могил. Повылезали назад все, как только всё стихло.
А все остальные эльфы-готы называющие себя сумеречными, предали своего вождя и разбежались по самым тёмным углам, мрачных сумеречных лесов. За это вылезшие из братской могилы упыри-орки стали с ними воевать и всячески их преследовать.

Мелькор, когда был выпущен из темниц Мандоса на поруки, в силу своей мрачной готической натуры, успел поссориться даже с самыми верными ему эльфами-готами.
Теми которых потом назвали нольдорами. Зря они за него поручались. И окончательно настроил их против себя.
Но это уже совсем другая история.

Часть третья
Приглашение на праздник или трубный зов валар.

Валары у себя в Валиноре ещё даже до того как Мелькор начал делать из эльфов вампиров, тоже, оказывается, успели внести в уклад своей мрачной готической жизни кое-какие изменения. Мастер готической чугунной ковки Ауле, после того как Мелькор сломал его подсвечники решил выковать себе нескольких мрачных чугунных уродцев. И назвал их пещерными готичными гномами. Видимо он хотел использовать их в качестве новых подсвечников, но уже живых. Чтобы если вдруг они, держа ему с Яванной свечи, замечали где ни будь поблизости обломщика Мелькора, то могли бы тут же удрать от него, вместе со всеми горящими свечами.

Но отец Эру как-то застукал их с Яванной за этим занятием, и сказал что этот изврат нисколько не готичный. И ещё чтобы если уж приспичит, то сами себе свечи держали или ставили. А не устраивали здесь световое шоу на весь Валинор. А всех чугунных готичных уродцев хотел уж было, по примеру Мелькора расколоть молотом. Но потом смягчился, и разрешил их красиво и готично похоронить, в глубокой пещере типа склепа. И не выкапывать оттуда, покуда у них всех не отрастут бороды по пояс, и хмурые косматые брови козырьком.
Радости Ниены плакальщицы просто не было предела. Подумать только, торжественные похороны сразу семерых детей Ауле! Давно ей уже не доводилось так порыдать в своё удовольствие.

Правда сразу после похорон Яванна решившая, во что бы то ни стало обзавестись новыми подсвечниками, посадила на могилке заживо похороненных гномов, парочку тёмных готичных ёлочек. Которые потом как только подрастут, можно будет выдать за новогодние ёлки, и понатыкать на них сколько угодно свечек. Вообще-то новогоднюю ёлку полагается ставить одну, но Яванна умела считать только до двух. Ёлочки росли очень быстро, тем более что Ниена регулярно приходившая порыдать на могилку, где хоть кто-то был по настоящему похоронен, поливала их весьма обильно.

Вскоре в рамках подготовке к новому году, Подросшие ёлки уже начали украшать горящими свечами и гирляндами. Которые, неровно мерцая, и время, от времени гаснув из-за разных неполадок, начали отмерять дни до наступления первого в истории Арды, нового года. Мелькора к тому времени уже успели упечь за решётку, чтоб не успел никому испортить праздник. Кстати и эльфов вампиров тоже стали на него зазывать, обещая гору подарков под ёлками. И этот трубный зов валар, было слыхать аж из-за моря.

И теперь, пока пленённый валарами Мелькор сидел в мрачной готической темнице Мандоса, а орки упыри ещё не успели выкопаться из засыпанного землёй Утумно, оставшиеся без покровительства эльфы вампиры решали, как им вернуть своего наставника.

Тем более что валары в рамках ознакомительной экскурсии успели свозить в Валинор нескольких вождей вампирских кланов, и те рассказали остальным, в каких ужасных условиях содержится несчастный Мелькор. С этого момента всех их живших всех под одной крышей, отцовского склепа, ждал пусть пока и не полный раскол, но всё же довольно разные судьбы.

Первые показали свою истинную сущность Авари – отступники. Они отказались вообще, куда либо ехать, справедливо полагая, что валары готовят им всем там какую-то ловушку. А места в чертогах Мандоса в случае чего, на них всех там хватит. Особенно если придётся предпринять попытку вооружённого освобождения.
Покинув зал совещаний ещё до конца собрания, они успели дальше всех уйти, и лучше всех спрятаться. Когда же о них вспомнили, и хотели, было, хорошенько наподдать, тех конечно уже давно и след простыл. Зелёные эльфы лайквэнди попробовали, было, разыскать беглецов, и пустились за ними в погоню по тёмным готическим лесам сумеречного времени. Они даже спустили по следу скрывшихся отступников, свору злобных гончих псов. Но в результате потерялись сами, и тоже никуда не уплыли. Их называют лесными или зелёными братьями лайквэнди, потому что они и до сих пор вместе со своей сворой с громким лаем рыскают по лесам. И прошли целые века, пока зелёным братьям удалось настичь хоть кого-то из отступников.

Первыми отплыть к месту ссылки Мелькора, решились ваниары. Они хотели своим смирением и послушанием валарам, добиться то них освобождения Мелькору. И это у них вскоре и в самом деле получилось.

Вторыми на запад отбыли нольдоры. Они собирались в случае чего силой отбить своего любимого наставника, и с боем прорваться назад в Средиземье. В принципе им и пришлось позднее, именно таким образом возвращаться назад к своему дому.

Третьими в Валинор собрались плыть тэлери. Но их отплытие затянулось настолько, что из-за них новый год несколько раз откладывали на пару тысячелетий. Причём часть из них потерялась в пути, а их вождь Элу Тингол загулял на стороне с какой-то готкой из майар. И кутил с ней до тех пор, пока последний паром не отчалил таки без него. Другая же часть осталась искать его по лесам, а ещё часть ждать на берегу.
И в конце концов, так никуда так и не уплыли. Хотя те из тэлери, что всё же успели на пару самых последних паромов, осели на восточном побережье Валинора, и тут же начали строить корабли для побега своему обожаемому отцу Мелькору. В виде чёрных готичных лебедей с готично изогнутыми шеями.

Словом все нашли себе занятие по душе, готовясь к самому грандиозному празднику той эпохи. Правда Мелькор всё равно умудрился его испортить. Но это уже совсем другая история.

Часть четвёртая
О Сильмариллах и непокое нольдоров.

Пока самые торопливые из тэлерей, неспешными темпами, и вальяжной походкой начали наконец приближаться к заветным берегам не особо по их мнению готичного Амана. Ваньяры уже давно начали приводить в исполнение свою часть плана по освобождению Мелькора. Они охотно исполняли все самые дурацкие прихоти валар, служа украшением их мрачной жизни и послушными игрушками у их ног.

Сидя у ног Великих они без устали распевали им одни и те же дифирамбы, которые запросто могли вогнать в депрессию и более жизнерадостных сущностей, чем эти угрюмые хмыри. Повинуясь всем их прихотям, ваниары изображали из себя диких полярных вампиров сумеречного Средиземья. Бегая друг за дружкой в шкурах с дубинами, и кусаясь как бешеные собаки.

Они собрали театральную труппу, и ставили сценки из своей прежней жизни на потеху публике. Изображая Мелькора – Карабасом Барабасом, а себя простоватыми деревянными буратинами. А льстивые на язык менестрели из числа тех же ваньяров, тут же на ходу сочиняли комические куплеты, о том какой был плохой Мелькор, и как им всем плохо жилось с ним в Средиземье. Именно по этим сохранившимся песням, мы и знаем историю событий тех времён.

Нольдоры хмуро наблюдая за этими всеми выкрутасами, дружно краснели за своих сородичей, и решили обратно в Средиземье их с собой уже не брать. Чтоб знали в следующий раз, как родину свою позорить. Но своего угодливые ваньяры всё же добились, Мелькор был признан вовсе не злым, а скорее комическим персонажем, достойным только смеха Тулкаса, и слёз сожаления Ниены. Поэтому в кои веки развеселившиеся готы-валары, милостиво вздумали выпустить его на вольное поселение в черте земель блаженного Валинора. Без права выезда к местам своей исторической родины в Средиземье. Они видимо хотели посмотреть, так ли смешон этот чёрт, как его малюют. И не далеко не сразу были разочарованы своим решением.

Выпущенный на свободу Мелькор, тут же занялся просветительной работой среди своих соратников, обучая их наукам и ремёслам. Особенно напирая на военное дело и изготовления холодного оружия с доспехами. Он объяснил любопытным валарам, что в скором времени научит нольдоров развлекать своих попечителей не только дешёвыми сценками из своей непутевой прошлой жизни, но и настоящими гладиаторскими боями. И даже целыми военными баталиями. Валары которым уже порядком поднадоели бездарно поставленные спектакли ваниарских подлиз, и их слащавые рапсодии, ничего против не имели.

И вскоре как-то незаметно вышло, что Валинор в принципе не имеющий ни одного внешнего врага вдруг оказался вооружённым с головы до ног. А копуши тэлери. Даже успели построить в гаванях целый военно-морской флот. Якобы для потешных морских баталий.

Среди всех прочих нольдоров, а их Мелькор любил намного больше подхалимов ваньяров и тормознутых тэлери, Мелькор выделял Феанора сына Финвэ, молодого и талантливого учёного, которому судя по всему предстояло совершить немало великих открытий и подвигов. Его он с удовольствием учил всему тому, чему другие валары тоже сведущие в науках и ремёслах учить, почему-то не спешили. Под его чутким руководством Феанор рос как молодой царь Пётр Великий. Он открыл собственную азбуку, секрет изготовления драгоценных камней, ввёл нольдорскую моду шляться по ассамблеям в немецком кольчужном платье и при оружии. И всё время мечтал при содействии флота тэлерей, прорубить себе окно в Средиземье.

Наблюдая за игрой света на уже достаточно подросших светозарных ёлках Яванны, Феанор. прямо как Данило-мастер взглянув на каменный цветок у Хозяйки Медной Горы, сходу разобрался в чём тут дело. И сделал три своих сверкающих самоцвета. Но в отличие от дешёвых украшений Яванны, эти камни горели ровно, являясь вечными источниками света, а не мигали как вышедшая из строя гирлянда. Словом обойдя своим научным гением Яванну вместе с Эдисоном, Феанор почему-то и не подумал преподнести эти свои дивные творения ни Яванне, ни самое удивительное даже своему наставнику Мелькору. И те ясное дело, тут же затаили на него обиду. Что среди готов дело вполне обычное.

Феанору нет чтоб сразу сказать, что, мол, для общей пользы старался. Яванне навешать лапши, что хочет наделать таких ещё несколько сотен, и обвешать ими её любимые ёлочки к празднику. А Мелькору сказать, что это тоже входит в план побега. Мол, когда он украсит Яванины ёлки несколькими сотнями таких сильмариллов, и зажжёт их, то валары привыкшие к тусклому мерцанию прежних гирлянд, тут же ослепнут все на хрен.
Ну, по-крайней мере временно. И можно будет слинять под шумок. Или даже если не удастся наваять их в таком диком количестве, то можно будет кинуть валарам как собакам эти три, и пока они будут из-за них драться, можно будет спокойно себе свалить домой.

Но тот, конечно, просто спрятал свои камни подальше, успев перед этим раздразнить всех публичной демонстрацией всех их уникальных возможностей.
Феанору начали очень многие завидовать. Поэтому неудивительною, что он поверил слухам, относительно того, что его младший брат Финголфин хочет убрать их отца Финвэ, и его самого отстранить от трона, а также завладеть его камнями, чтобы преподнести их Яванне. Чтобы выяснить всю достоверность этих сведений, Феанор решил спросить об этом брата напрямик. Что он и сделал, размахивая перед ним своим новеньким мечом. И угрожая сделать с Финголфином что-то нехорошее.

За что был взят под стражу бдительными валарами, и посажен в ту же самую темницу у Мандоса, где до него отбывал свой срок Мелькор. Но камнями Яванна, если конечно это и впрямь была её коварная интрига, завладеть всё же не сумела. Потому как Феанор успел отдать их на хранение своему отцу Финвэ, а тот не будь дурак вместе с семью сыновьями Феанора отправился в добровольное изгнание. Подальше от дворцовых интриг остальных своих родственников. Прихватив камни с собой.

И как не берегли они эти камни, но они всё рано были похищены. Но об этом вы узнаете из следующей истории.

Часть пятая.
Эльфийский новый год под потухшими ёлками,
Или «А карнавала не будет!»

После того как Финвэ унёс камни Феанора подальше от алчных глаз, свет и без того тусклых Яванниных ёлочек стал ещё тусклее. Мерцая в режиме «То потухнет, то погаснет». Готичным и впечатлительным валарам казалось теперь, что тени сильно увеличились, и это их очень пугало.

И не удивительно, ведь чтобы иметь приличное бестеневое освещение, им давно бы уже следовало повесить солнце в самом зените. А поскольку светозарные ёлки росли на земле, а не в небе, то и лучи испускали они в строго горизонтальной плоскости. К тому же пугливые валары, метаясь между двух огней, то есть дух этих ёлок, имели даже не по одной а по целых две тени на брата. Что опять таки казалось им очень готичным. И таким образом каждый, из них пугаясь обеих своих собственных теней, в каждой из которых он видел зловещего Мелькора, готовился к долгожданному светлому празднику. Хотя Мелькор со своей стороны тоже их боялся, и скрывался тёмной тенью в самых тёмных уголках Валинора.

Тулкас очередной раз пытался его ловить, и устраивал на него засады, но как обычно безуспешно. Потому что, во-первых, Мелькор всегда догадывался где Тулкас будет его ловить, ибо предугадать все действия его дедуктивного гения, было довольно несложно. А во-вторых, сидя в засаде на развалинах Ангбанда, вместе с Оромэ и его конём Нахаром, куда их послал ещё более прозорливый Манвэ, сидеть тихо у них никогда не получалось. Оромэ вечно травил дурацкие анекдоты про эльфов, а до Тулкаса как и до коня Нахара они всегда не вовремя доходили.

Мелькор успел серой тенью сгонять своему любимому ученику Феанору, которому двенадцать лет строгого режима, в последний момент всё же заменили обычной ссылкой на север. И предложил перепрятать его сильмарильчики ещё надежней, чем их спрятал Финвэ.
Но до того, наконец, допёрло, что после освобождения из под стражи Мелькору от своих верных учеников больше ничего и не надо. Улететь за море на чёрных крыльях ночи, как сильно-могучий валар он и так в любой момент может. Никакие корабли ему уже не нужны, и последнее время, он просто перед ними всеми комедию ломал. Только вот камушки эти ему, как и всем прочим валарам очень приглянулись. И послал подальше своего бывшего наставника, заявив что жить отныне будет пусть дурной и горячей, но своей головой.

И посрамлённый Мелькор удалился в самое тёмное и готичное место во всём Валиноре, где по всеобщему недосмотру валар, а особенно дальнозоркого Манвэ жила тёмная и готичная паучиха Унголиант. Которая не была сотворена самим Мелькором, поскольку жила здесь всегда и не служила Мелькору как все его прочие тёмные творения. Поэтому Мелькору пришлось специально нанимать её для своих тёмных гнусных целей, наобещав как обычно с три короба.

А праздник, которого давно все с нетерпением ждали, наконец, приблизился так, что ближе уж и некуда. На него пригласили всех, даже высланного Феанора, у которого срок ещё не подошёл к концу. Причём в принудительном порядке. Его отцу Финвэ как добровольному декабристу приказывать права никто не имел. Поэтому он никуда не пошёл, а остался стеречь сильмариллы, зная, что только ради них их всех туда и приглашают.

Феанор пришёл на праздник в чём попало, подчёркивая свою полную независимость. Веселиться по принуждению он не умел, и не хотел. А потому надевать какие бы-то ни было украшения на чужой праздник жизни, вовсе не собирался. Хотя кое-кому из валар очень хотелось сделать ему замечание по этому поводу. Скопировав при этом короля Людвига.
«Сударь! Почему вы не надели свои алмазные подвески? Ведь вы же прекрасно знаете, что нам хотелось бы видеть вас на балу именно в них! Немедленно пошлите за ними кого ни будь в Лувр!»

Праздник начался с того, что принявшие соответствующие случаю облики валары, ну чтобы влезало всего побольше, всем скопом полезли за столы. А на городские ёлки решили сходить уже после боя курантов. Там пьяный Финголфин в чём-то долго извинялся перед братом. Пока тот чтобы отвязаться его всё же не простил.

А тем временем Мелькор и Унголиант которых не пригласили на этот праздник, решили от скуки сходить на ёлки, и не найдя там совершенно никого, с досады побили на них все тускло мерцающие гирлянды, и задули свечи. Звон битого стекла был принят за бой курантов, и все празднующие дружно подняли бокалы за наступивший новый год.

А Мелькор не найдя себе под ёлочками ни каких подарков, оседлав Унголиант поскакал за ними на север к деду Морозу. То есть к старому Финвэ.

Когда уже изрядно подгулявшие гости, вылезли, наконец, из-за столов и попёрлись погулять на ёлки, то увидели что здесь уже кто-то погулял без них. Чтобы спасти положение, Феанора в очередной раз, в приказном порядке, попросили сбегать за своими камушками, которые в самый раз подошли бы сюда в качестве запасных противоударных лампочек к гирляндам.

Но тот уже давно никому не верил, и заподозрил, что Яванна сама побила свои гирлянды, мечтая развести его на сильмариллы. И сказал что сдохнет, но не отдаст. Мандос будучи уже в курсе свежей статистики из своего морга, ответил ему что сегодня он уже не первый кто произносит эту коронную фразу. Но его мрачную шутку оценили не сразу.

Где-то в гаванях волками взвыли печальные тэлери, которых тоже почему-то забыли пригласить на этот праздник. Или может до них наконец дошло, что они снова пропустили всё самое интересное.

О том, чем, в конце концов, закончился этот мрачный праздник, вы узнаете из следующей истории. Потому что, честно говоря, мне и самому это пока ещё до конца не ясно.

Часть шестая.
Тайна гибели Финвэ

Натворив безобразий на городских ёлках Яванны Мелькор закутавшись поглубже в чёрный готичный плащ с плеча Унголиант двинулся хулиганить дальше. Плащ был пошит из отбрасываемой ею тенью чёрной и всепоглощающей, и был понятное дело совершенно не нужен хозяйке. Ибо пауки плащей не носят.

И тут их на пол пути к Форменосу, где они хотели продолжить своё новогоднее веселье, начал настигать конно-пеший патруль ППС в лице Оромэ и Тулкаса. Но воспользовавшись тем, что единственный источник света, а точнее две несчастных ёлочки были уже потушены, и во всём Валиноре больше было не зги не видать, злодеям удалось как обычно оставить Тулкасас Оромэ в дураках.
Унголиант раздвинула пошире ноги, и Оромэ проскакал прямо под ней так никого и не заметив. А отставшему Тулкасу, Мелькор в темноте поставил подножку, и оказавшись таким образом позади него, накинул на шею удавку из паучьих верёвок Унголиант. Насладившись в полной мере местью, пока Тулкас в бессильной ярости молотил кулаками по воздуху, удовлетворенный Мелькор скрылся. Впрочем, темно было, чёрт их разберёт этих драчунов, кто кого там впотьмах отвалтузил.

Разозлённый Тулкас вернулся к «Кругу судьбы» у погасших ёлок, где до сих пор стоял препиравшийся Феанор. И присоединился к требованиям Яванны пожертвовать сильмариллами для общего дела. Ибо больше не собирался ловить по темноте этого демона Мелькора, пусть сперва освещение наладят. Причём даже у него хватило ума подсчитать что из трёх сильмариллов, по одному на каждую ёлку хватит за глаза. А третий, можно будет к Оромэ на его коня, вместо мигалки присобачить, и вот тогда-то враг от них точно никуда не скроется.

Но Феанор обалдевший от такого расклада, продолжал упорствовать, пока не пришли вести из Форменоса, что сильмариллов-то уже там тю-тю.
Прискакавший оттуда хлопец из нольдор рассказал, что Мелькор напугал всех тенью огромной и страшной паучихи, и пока все отважные сыновья Феонора в ужасе разбежались, завалил в темноте Финвэ и спёр камни.
И вот тут-то Феанор вышел из себя обозвав Мелькора Морготом – то есть Чёрном готом мира. Причём разволновавшись, перешёл почему-то на сумеречное наречие оставшихся в Средиземье эльфов Тингола. И это тоже послужило ему знаком судьбы.
Он проклинал и поносил всех вокруг, но окружающие его плохо понимали. Никто из валар не нашёлся что ему ответить, а кое-кто из эльфов втихомолку даже записывал некоторые незнакомые слова и выражения в книжечку. И из этих эльфов в последствии вышли известнейшие песнопевцы и сказители. Вроде того же Румила к примеру.
Феанор быстро сообразил, что возможно никакой Унголиант и не было вовсе, а пройдоха Мелькор как обычно обвёл всех вокруг пальца, показав тень гиганского паука, подержав обычного паучка над фонариком. Вывалив на окружающих его недоумков всё что он про них думает, Феанор поехал посмотреть, что же там случилось на самом деле. Потому что хотя и прекрасно понимал какая Мелькор сволочь, но знал что на мокрое дело он не пойдёт. Зачем ему сильномогучему валлару было убивать старика? Мог бы просто в сторонку оттолкнуть, ну или там вырубить слегка, в крайнем случае.

В любом случае, направляясь к месту происшествия Феанор крепко подозревал, что сильмариллы-то может и вправду Мелькор спёр, а вот гибель его отца, это всяко сами валары подстроили. Точно также как безвременную кончину его матери Мириэли.
Потому как ещё могла бессмертная эльфийка, умудриться умереть в бессмертных землях, для многих и посей день остаётся тёмной мрачной тайной.

Известно что вскоре после родов Феанора, Мириэль вдруг внезапно начала от чего-то болеть и чахнуть. Хотя эльфы в принципе ничем и никогда не болеют! И её в срочном порядке направили в Лориенский санаторий к Ирмо на воды. Где её благополучно и угробили. Поскольку оттуда она уже не вернулась. Учитывая особую любовь готичных валар к пышным похоронам, то не трудно было догадаться, что Ирмо её просто-напросто усыпил в своей клинике. Ну прямо как собаку какую-то. А уж похороны ей как всегда устроили королевские. К величайшему удовольствию Ниены-плакальщицы. Финвэ потом сказали, что его жена просто решила малость вздремнуть и просила её не будить. А тот уже совершенно устав ждать, когда же его супруга, наконец, выспится, женился вторично.

Добравшись наконец в мрачных думах до своего дома в Форменосе, и растолкав слетевшихся как вороньё в предвкушении пышных похорон валаров, Феанор попытался трезвым взглядом оценить обстановку.

Мелькор убивать его отца бы не стал, это окончательно настроило бы народ нольдоров против него. А ведь они так верили своему учителю. Камни ему может быть и простили, но убийство их короля это формальный повод к долгой кровопролитной войне. А кому ещё была выгодна их война против Мелькора как не самим валарам? Допустим что Мелькор пришёл напустив тьмы, и напугав всех большим пауком обманом проник в жилище. Обман это вообще его стихия. В темноте он похитил камни так что его отец и понять ничего не успел, на это Мелькор тоже большой мастак. И скрылся с ними подальше. Значит кто-то успел, пока тьма ещё не рассеялась, грохнуть его отца чтобы свалить это на Мелькора. Все валары в тот момент находились в «Кругу судьбы», только Тулкас с Оромэ кинулись в погоню. Но Тулкас-то вскоре вернулся, сильно ругаясь. А вот Оромэ на коне проскакал вперёд Мелькора в северном направлении и вернулся не так скоро хоть и имел большое преимущество в скорости передвижения. Значит он мог, пока Мелькор боролся во тьме с Тулкасом, успеть на место преступления, даже ещё раньше самого Мелькора. И подождав неподалёку пока тот, заберёт камни, проникнуть в темноте в дом и совершить убийство. Но к сожалению доказать это сейчас было практически невозможно. Да и кто бы ему сейчас поверил? Сами валары, которые это всё и подстроили?

О том что предпринял Феанор после гибели своего отца повествует уже совсем другая история. Но я вам её расскажу уже, как ни будь в другой раз.

Часть восьмая.
Торжественное прибытие Феанора на родину.

Один из братьев Феанора, благоразумный Финарфин, увидав что всех отвоеванных у телери посудин. На всех всё равно не хватит. Не расторопным корабельщикам не хватило даже целых столетий, чтобы как следует подготовиться к отъезду. И он со своими дружинами повернул до дому. За его посильное участие в увеличении трупов для самых массовых в истории Валинора похорон, валары ему многое простили. Стараясь отвести от себя подозрения в смерти Финвэ, они теперь валили всё на Феанора. Утверждая, что если даже Мелькор и не убивал Финвэ, ограничившись кражей камней, то Феанор и сам вполне мог убить своего отца, за то, что тот не уберёг его сокровища.
Многие в городе этой сплетне поверили, и к походу Феанора, больше присоединяться никто не стал.

Кораблей как раз хватало на воинство Феанора, а на его брата Финголфина уже нет. Получалась не разрешимая дилемма про волка, козу, и капусту.
Феаноринги пполне могли переправиться первыми. Но назад к Финголфину без корабельных команд, эти корабли уже не поплывут. Если феаноринги привезут их назад, то получится, что они сами все вернутся обратно. Потому как романтичные телери заботились больше о готичности кораблей, чем о их вместимости. Тем более что финголфиновцев было ещё и немного больше чем феанорингов. И потому было решено, что Феанор переправляется один, а Финголфин с войском переходит море по северным льдам Хелкараксэ. И чтобы они там не заплутали впотьмах, Феанор обещал зажечь сигнальные костры на побережье.

И когда его флот достиг холодных и пустых берегов Лосгара, то выяснилось, что жечь здесь костры было решительно не из чего.
И поэтому Феанор недолго думая, приказал жечь эти жалкие посудины, которые теперь больше ни на что и не годились. Тем более что часть из них затонуло по дороге, наглядно показав тем самым, полную никчёмность телерей как кораблестроителей.

Тем временем Мелькор уже успел прочно обосноваться в Средиземье. Перелёт через море обошёлся ему недёшево. Унголиант оказалась самым бессовестным таксистом в Арде. Как мифическая птица Рух, она требовала по драгоценному камню за каждый взмах крыльев. Или на чём она там ещё летала? Едва высадившись на берегу не довезя Мелькора до дому ещё довольно приличный отрезок пути, она снова стала требовать платы в грабительских размерах. «Мол, всё командир, дальше не повезу, добавить бы надо».
Выцыганив у пассажира все имеющиеся в наличии драгоценные камушки, Унголиант на том не успокоилась, и с ножом у горла продолжала требовать в уплату за провоз ещё и сильмариллы.

Прижатый в тёмном углу Мелькор стал кричать «Караул»!!! По счастью его крики услыхали его сторожевые псы огненные балроги, и алчной Унголиант пришлось весьма не сладко.
Говорят, что в последствии жадность сгубила Унголиант окончательно. И с тех пор про неё никто больше не слышал. Но ходят упорные слухи о том, что никакой Унголиант в природе никогда и не существовало. Просто Мелькор напугав тенью паучка доверчивых нольдоров, позже сам испугался собственной выдумке. И убегая от страшной тени, просто растерял все свои камни в снегу. В таком виде его и нашли верные балроги. Он лежал в сугробе прижимая ларец с сильмарилами к груди, и в беспамятстве кричал кому-то «Не отдам тварь»!
Верные слуги не стали расстраивать своего хозяина, что там никого не было. Тем более, что это дало им лишний повод выслужиться в его глазах.

Вернувшись в родной Ангбанд, Мелькор быстренько навёл шороху на робких синдар, уклонившихся от участия в его освобождении. А так же на готичных угрюмых гномов. Которые уже успели прорыть себе подземный ход под морем, из того самого склепа в Валиноре, где они были замурованы валарами. За их вечно угрюмый вид, и привычку свирепо хмурить кустистые брови, эльфы стали звать их наугримами.
Эти угрюмые горцы научили сумеречных эльфов Тингола жить в мрачных подземных пещерах. Ибо это очень готично. Не желая больше иметь дело со своим бывшим вождём и учителем, Тингол заказал у гномов строительство тайного подземного города Дориат. Окружив его к тому же ещё и магической завесой, своей майарской супруги Мелиан.

Мелькор, который с нетерпением ждал прибытие своего любимого ученика Феанора, которому наверняка придёт в голову спросить, куда же это запропастились его любимые камушки, занялся срочным ремонтом своего родового склепа. Он едва успел наглухо запечатать ворота, как с побережья донёсся готичный звук боевых рогов Феанора. От неожиданности Мелькор, успел даже наложить перед своими вратами три огромные кучи, которые отныне стали звать тангородримом.
Словом теперь уже всё было готово к торжественной встрече Феанора.

О дальнейших приключениях готических эльфов в Средиземье, вы узнаете из следующей квэнты.

2

Часть девятая.
О солнце, луне и прочих гадостях

Нольдоры, в отличии от нерасторопных телери, собрались, и выехали из Валинора не теряя времени даром. Можно даже сказать, в один день и выехали. Но к сожалению с отчётом времени, в то время возникли, так сказать, временные затруднения. Извиняюсь за тавтологию. Может оттого, что утлые готические ладьи, им выстрогали неторопливые эльфийские парни телери, то и получилось так, что пока они переплывали не особо широкое море от Арамана до Лосгара, лик Эа успел претерпеть значительные изменения.
Впрочем, они это не сразу и заметили.

Мелькор успел за это время, возвести Ангбанд с Торогодримом, а Тингол не без помощи гномов Дориат. А до того, Моргот и Тингол с гномами успели встретиться, узнать друг друга с плохой стороны, и навоеваться всласть.
Где-то на востоке вот, вот уже собирались пробудиться люди.

Валары успели придумать для Мелькора, и всех прочих опальных эльфов вампиров не хилую подлянку, и даже частично воплотить её в жизнь. Уяснив, что потерявшие счёт во времени нольдоры сильмарилов так скоро не вернут, Яванна решила в кои веки поработать сама. К тому же Феанор и самого начала, весьма не двусмысленно показал ей фигу, по поводу этих камушков.
Она села под свои погубленные ёлки, и как тронутая умом стала напевать себе под нос. Что-то там типа:
«Раз-два-три! Ёлочка гори»!
Тронутая такой крутой готической фишкой, Ниена тоже временно оторвалась от своего оплакивания жертв массовой резни в гаванях, и перенесла свои истеричные рыдания под те же самые две ёлочки. Чем окончательно загубила несчастные деревца. Но перед тем как завянуть вторично. измученные растения оставили после себя пару плодов. А ещё точнее один. Второй плод оказался бледным лунным цветком, и созреть не успел. Или может обрадованная плодами своих трудов Яванна, просто слишком рано его сорвала. Ауле сковал для этого огненного апельсина, и недоспевшего лунного лимона, две небесные ладьи. Они должны были ходить по небу, куда быстрее телерийских судов. Космическая техника всё же тебе, а не хухры-мухры!

Помогал в постройке этих небесных судов, какой-то там загадочный народ Ауле. Только непонятно что это за народ был. То ли замурованные в пещеру, и уже сбежавшие, посредством подземного хода, семь праотцов гномов. Мало ли, может, уже успели в Средиземье народ гномов породить, и частично назад вернуться. Тем же межконтинентальным потайным ходом.
А может нольдоры, которых Ауле вроде тоже ремеслу обучал. Хотя они вроде почти все вместе с Феанором двинулись. Самые искусные, и отважные уж всяко с ним ушли. Одни только недотёпы остались.

В небесные ладьи, посадили пару лётчиков испытателей, в чине майар, и велели пока пообкатывать суденышки, не сильно светясь перед остальными тёмными народами. Тилион был своего рода Гагариным, и именно он подвергся нападениям злобного Моргота. На Валентину Терешкову, которую позже звали то, огненной девой Ариен, то просто солнышком нашим, Моргот покушаться уже опасался.

Впрочем, может валары запустили-то в небо два светила. А в Средиземье видели всего одного Тириона, принимая его за большую звезду. И Мелькор решил, у Варды начались проблемы со зрением, и что надо бы эту блуждающую звезду-мутанта убрать с неба. Пока этим лунатизмом и другие звёзды не заразились. Где была в это время Ариен, не понятно.

И готичные валары, убедившись, что вроде как подарили Средиземью свет, сами решили от него закрыться. Подняли Пелорские горы на небывалую высоту. Вернувшегося с частью своего войска Финарфина, посадили на заставу, охранять их границы. А остаткам телери, разрешили потихоньку отстраивать новые корабли, и охранять морские рубежи.
Это вместо того чтобы защитить самого Тилиона, они закрылись сами. Мол, пока Моргот будет его по небу гонять, глядишь, их самих и не тронет. Главное спрятаться за высокими горами, чтобы Моргот увлечённый погоней, туда случайно вслед за Тилионом не залетел. Таким образом, омрачённый и готичный Валинор полностью ушёл во мрак. А Лунный Тилион бегая по всему небу от злобного Моргота, постоянно сходил со своей орбиты.

За это время Феанор только, только успел переправиться морем от Арамана до Лосгара. И зажечь там корабли в виде сигнальных огней. А Финголфин увидев эти огни, только, только успел вступить на лёд Хелкараксэ. Учитывая, что противоположный берег был запросто виден, даже невооружённым эльфийским глазом.

Передовые отряды орков упырей, тоже, кстати говоря, успевших порядочно расплодится за это время, тут же без лишних слов напали на высадившихся нольдоров Феанора. Поскольку орки привыкшие биться с предателями синдарами, разницы никакой между теми и другими не видели. Сам Мелькор, страдая различными маниями после случая с Унголиант, из своей крепости больше не выходил. И поэтому не знал, что его войско верных орков, по ошибке атаковало, войско его любимого ученика.

По прежнему не понятно, где в это время шаталась солнечная дева Ариен, но Тилион вроде немного посветил воюющим. И битву эту позже назвали – Битвой-под-звёздами. Поскольку блуждающего по небу Тилиона, тоже все сперва принимали за блуждающую звезду. Может Моргот его тоже тенью Унголиант напугал?

Отважный Феанор, наголову разбив войско орков упырей Моргота, вырвался далеко вперёд без охраны. Он хотел предупредить своего учителя, о том, что произошла, просто чудовищная ошибка. И это тоже оказалось, его большой стратегической ошибкой.

Но об этом как всегда повествует, совсем уже другая квэнта.

Часть десятая.
Гибель Феанора и первый восход солнца

Феанор не обращая внимания на то, что остался совершенно один, с боем прорывался к вратам Ангбанда. Крича, что ему срочно нужно переговорить с самим Мелькором. Но навстречу ему выскочили его верные сторожевые балроги:

– Вот ещё хозяина беспокоить! –
Рявкнули готичные порождения тёмного пламени. Поскольку Мелькор уже давно был немного не в себе, а его верные слуги не хотели, чтобы пошли слухи о его невменяемости.
Они уже давно сами руководили от его имени. Поэтому между ними и Феанором, началась отчаянная и неравная схватка.
Говорят что Феанору, удалось даже сразить нескольких огненных собак, прежде чем он получил множество серьёзных ожогов, несовместимых с эльфийской жизнью. Но балрогов у Мелькора было как собак нерезаных, а Феанор он такой один. И когда его сыновья подоспели, и сумели отогнать от отца огнедышащих собак, было уже ясно, что они его уже теряют. Испустив последний взгляд на скрытые трёхглавым Тангородримом врата Ангбанда, где скрывался так и не вышедший к нему Мелькор, Феоанор наконец разозлился по-настоящему:

– Ах вот он как! Я-то с ним по-хорошему хотел договориться, а он собак на меня своих спускать! Ну, вот что сыновья мои верные, отныне Мелькор будет для всех нас Морготом!
Врагом всех настоящих готов то есть. Пусть теперь он хоть трижды самым чёрным готом будет. Никаких ему теперь поблажек! Он сам эту войну начал, а мы её закончим. Нашей полной победой естественно! А камни вернуть любой ценой! Мы клятву давали, так что теперь придётся её исполнять! А я свою часть клятвы уже выполнил! Остальное за вами. –

Сказал и весь вспыхнул как Феникс ярким пламенем. Потушить его сыновьям уже не удалось. Так и сгорел весь дотла. Причину его самовозгорания установить не удалось. Возможно балроги уже научились испепелять взглядом на расстоянии, лишив сыновей Феанора последней радости. Готично похоронить своего отца, со всеми почестями.
Из-за этой подлости феаноринги так ополчились на Моргота, что использовать подобную фишку никто из балрогов больше никогда не решался.

К счастью павших на поле боя хватало. Как со одной так и с другой стороны. И феаноринги утешились тем, что не дали оркам забрать своих покойников. И с огромным энтузиазмом, занялись похоронами своих и чужих мертвецов. Так в Средиземье было забабахано самое первое готическое кладбище, для эльфов. И огромная братская могила для орков. Особенно нольдоров порадовал факт, что все их похороненные братья, честно пали в бою, а не загнулись как в Валиноре, от скуки и чёрной депрессии. Хотя может так было бы и немного готичнее.

Орки сначала попытались выкупить своих павших в битве воинов. Предлагая в обмен на них, даже все три сильмарилла. Поскольку очень хотели уложить их в своём подземном склепе. И прислали своего посланца для переговоров. Но поскольку Феанор перед смертью, повелел не давать больше врагу никаких поблажек, результатом этих переговоров стала очередная драка. И орки оставив на месте переговоров кучу трупов, захватили в плен Маэдроса. Старшего из сыновей Феанора. Маэдрос был прозван – Высоким. И теперь прикованный врагами на одной из вершин Тангородрима за руку, стильной готической цепочкой, представлял собой, очень даже высоко-готическое зрелище. Да и висел он теперь, выше всех.

И в этот момент, лунный Тилион перестал, наконец, притворяться, блуждающей звездой переростком. И осветил во всей красе это знаменательное событие. В лунных лучах, подвешаный Маэдрос выглядел особо готично. А когда воинство Финголфина завершило наконец, свою первую полярную экспедицию, солнечная дева Ариен, приступила наконец к своим прямым обязанностям. Незнамо где летавшая до сих пор, она встала на свою орбиту, и больше с ней уже никогда не сходила.

А где-то на дальнем востоке, пробудились после глубокой спячки люди. Пробудились они только для того чтобы увидеть восходящее на западе солнце. Заступить на свою положенную орбиту по человечески, своенравная Ариен не смогла. Проснувшись и поглядев на самый первый в Средиземье рассвет, люди тут же по быстрому собрали свои немногочисленные манатки, и двинулись на запад посмотреть, откуда это там вылезло красное солнышко. То, что отныне оно вставало теперь только у них на востоке, нисколько их не смущало.
Финголфин вместе с солнышком крепко перепугали орков. И поскольку все эти орки были упырями, то теперь они старались, из своего склепа лишний раз не высовываться.

Предавая земле своих павших во время переговоров, и тех, кто замёрз во время полярного перехода воинов, нольдоры чуть было совсем не забыли о висящем Маэдросе.
Но как-то раз Фингон Отважный, бродя с арфой в окрестностях Ангбанда, решил в одиночку бросить вызов Морготу. Чтобы оскорбить врага до крайности, Фингон начал петь ему серенады под балконом. Готические серенады, ясное дело.

Но ответил ему на эти серенады, не Моргот, а висящий на Тангородриме Маэдрос. Не жалея глоток они пели вдвоём самые обидные для Морготова слуха песни, пока полностью не исчерпали свой запас оскорбительных куплетов. Моргот ясное дело на эти провокации не поддался, и не вышел. А может быть балроги не пустили.

От досады Фингон решил пристрелить висящего Маэдроса, чтоб не мучился. Но потом, глянув на чёрное готичное оперенье своей стрелы, вспомнил о птицах, и позвал орла Торондора. Подлетев на орле к пленнику, Фингон заценил готичную цепочку. Пилить такую стильную вещь он не решился, а потому попросту отрубил Маэдросу руку. Мол, рука у него, небось, и вторая есть, а портить такие готичные вещи как эта цепь, незачем.

Таким образом, в Средиземье снова надолго воцарился мир, и относительное спокойствие.
Конечно всё хорошее, рано или поздно заканчивается, но не будем пока о грустном. Разве что, как ни будь в другой раз.

Часть одинадцатая.
Долгое затишье в Белерианде.

Поскольку над Средиземьем теперь светило совсем неготичное солнышко, готичные орки упыри, не могли теперь в дневное время вылезать из Ангбанда. А эльфы получив такое мощное преимущество, не давали им высовываться оттуда и ночью. А впрочем орки сидящие целыми сутками в полной изоляции, и сами пока ещё не знали, что солнце не постоянно висит на небе. На ночь-то Ариен свою огненную ладью, в гараж уводила. Но прошло пару сотен лет, пока орки об этом узнали. Морготу об этом факте тоже сообщать не спешили, и к мании преследования тени Унголиант, у него прибавилась ещё и боязнь открытого пространства, и солнечного света.
Балроги затаились, и явно замышляли какую-то каверзу.
А тем временем готичные эльфы, вовсю отрывались на поминках своих павших собратьев. После таких массовых захоронений, и погулять сотню другую лет по этому поводу, не грех.
Первым делом, вновь прибывшие нольдоры, захотели выяснить у остававшихся здесь сумеречных готов, какого Моргота они не поехали с ними освобождать любимого учителя? И что они такого ему тут успели про них наговорить, что Моргот теперь не разбираясь, на всех своих цепных орков и балрогов спускает?
У них вообще накопилось масса вопросов к своему родичу Тинголу.
Почему он их у причала не встретил? Почему об орках не предупредил? Почему не вышел помочь с ними расправиться? Почему на поминки к Феанору не пришёл?
Чтоб не отвечать на все эти неприятные вопросы, Тингол как обычно прибегнул к своему излюбленному средству: спрятался под юбкой у своей обожаемой супруги. А коли уж один только пояс от её юбки, давал защиту всему его королевству, известную в народе как «Пояс Мелиан». То более надёжного убежища, чем её юбка, никому больше во всём Средиземье было не найти.
К тому же хитроумный Тингол особым королевским указом, запретил у себя в Дориате язык квэнья. И теперь согласно этому указу, и он сам, и все его подданные, старательно делали вид, что не понимают, чего от них хотят нольдоры. Правда Галадриель, думая, что они все тут и правда их речей не понимают, зачем-то похвасталась Мелиан о некоторых их удалых проделках. Кое-что Галадриель рассказала сама, кое-что Мелиан вытянула из неё под гипнозом. Кое что из догадок Мелиан, подтвердил потом Ангрод. Но Тингол, вместо того чтобы порадоваться их молодецкой удали, и лишнему поводу устроить траур, по своим погибшим родичам, всерьёз опечалился. И стал держаться подальше от этих буйных удальцов. К тому же как пугливого сумеречного эльфа, солнце его тоже пугало. От солнца его тоже защищала юбка супруги. То есть «Завеса Мелиан». Закрывавшая теперь от солнечного света, весь этот сумеречный край.

Тингол даже милостиво разрешил родственникам, заселить пустующие вокруг Дориата земли. Владеть которыми у него не хватало сил и смелости. Прекрасно понимая, что воинственные родичи уже и сами собрались их забрать себе. И дополнительная охрана границ королевства ему не помешает. Другие бы посмеялись и ушли дальше на восток. К местам своей исторической родины, поближе к «Берегам пробуждения». Мол, сам вырыл себе могильник, под боком у Ангбанба, сам и охраняй свои владения от орков. Но эти места, как нельзя лучше подходили для осады Моргота. С которым нольдоры, по наказу Феанора, очень мечтали перемолвиться, насчёт камушков. И поэтому снимать осаду с Ангбанда не спешили, Моргот был известным мастером, менять свои убежища. Ещё не хватало в один прекрасный день вернуться, и узнать, что под юбкой Мелиан, теперь скрывается уже не Тингол, а Моргот. Вот тогда его оттуда точно, никаким, каком не выкуришь.

Вот благодаря всем этим противоречивым обстоятельствам, в Средиземье ещё какое-то время сохранялся относительный мир и спокойствие.
Время от времени из Ангбанда выскакивали взбесившиеся упыряки орки. Которым уже наскучило кусать друг дружку, и терять им было уже нечего. Валинорские прививки от вампиризма, и бешенства как всем прочим эльфам им не поставили. И нольдоры всегда в лёгкую с ними расправлялись. Благодаря прививкам упырячьи укусы, на них не действовали. И снова садились править поминальную тризну, по невинноубиенным оркам, и своим товарищам. Ни на бой, ни на тризны трусливый Тингол, никогда не являлся. Присылая лишь пару своих поданных, передать победителям свой королевский привет и поздравления, с самыми кислыми выражениями на лицах.

Как-то через пару сотен лет, после одной из крупных побед над дуреющими без свежей крови в блокадном Ангабанде орками, балроги каким-то непостижимым образом, умудрились коллективно родить себе одного дракончика. Но верно, говориться, что у семи нянек, дитя без глазу. Едва только вылупившийся, и ещё совершенно неокрепший Глаурунг, лишённый родительского надсмотра, выполз наружу. Где его ждали свирепые нольдоры с дубьём и луками. Может этот малыш, когда ни будь, и научился бы летать, но жестокие эльфы, перебили ему неокрепшие крылышки, и всю оставшуюся жизнь, он мог только ползать, и злобно шипеть. Летал он после этого крайне редко. С перебитыми крыльями шибко не полетаешь. Несчастное животное еле, еле утащило свой хвост восвояси. И стало там потихоньку подрастать, накапливая чёрную злобу на обидчиков.

Когда он выполз оттуда в следующий раз, всё вышло немного иначе. Но не будем забегать вперёд. Пускай всё идёт своим чередом. Всему своё время. Через сотню другую лет, и сами всё узнаете.

Часть двенадцатая.
О готичном Нарготронде.

Поскольку Тингол в гости к себе не шибко звал, прибывшие эльфы продолжали вовсю осваивать новые земли. О которых они так долго мечтали у себя в Валиноре. Возникает даже крамольная мысль, что эти новые земли показались им даже лучше «Бессмертных земель» Амана. А и то верно, настоящему готу в бессмертных землях жить – тоска смертная. То ли дело Средиземье. Здесь уж было, где разгуляться.
И вот как-то раз, решил прогуляться Финрод Фелагунд, со своим другом Тургоном по крутым берегам бурного Сириона. Запала ему в голову думка невесёлая. Дело в том, что видал он недавно готичные подземные чертоги у Тингола, и захотелось ему и себе точно такие же отгрохать. Думал, он конечно, и о том, что может, было бы гораздо проще самого Тингола из Менегрота выселить, чтоб такое готичное место зазря не занимал. Но Маэдрос, бывший у нольдоров теперь за старшего, почему-то запретил это делать. Хотя может, и в самом деле стоило его оттуда потихоньку выкурить. А поскольку к Тинголу из-за его нелюдимого нрава, в гости теперь почти никто не захаживал, то скорее всего, никто бы ничего и не заметил. К тому этот готичный хмырь, напрочь позабывший язык нольдоров, пожаловаться Маэдросу уже бы никак не сумел. Но видно ради каких-то там стратегических соображений, Тингола за каким-то Морготом, решено было оставить пока в покое. Скорее всего, из-за его маяарской супруги, от которой в отличие от её муженька, была хоть какая-то практическая польза.

Одолеваемые будущими государственными заботами, друзья прилегли отдохнуть где-то прямо на берегу реки, под летними звёздами. И глубокой ночью Ульмо, поднявшись вверх по течению, до места их ночёвки, внезапно погрузил их в глубокий сон, со странными сновидениями. Хотя и был при этом, владыкой вод, а вовсе не грёз и сновидений как его брат Ирмо. Что им такого особого и пророческого приснилось в ту ночь, под мерное грохотание вод Сириона, совершенно неясно. И утром они этого друг другу не стали рассказывать, да и скорей всего, сами толком ничего не помнили. Но, по крайней мере, одно Финроду стало ясно:
Коли уж хочешь такие же готические хоромы как у Тингола – то возьми и отстрой их себе сам!

Поэтому в следующий раз, когда Финрод гостил у Тингола, уже не с Тургоном, а со своей сестрой Галадриелью, которую туда постоянно приглашали: авось еще, о чём проболтается?
То поведал Тинголу о своих странных снах, навеянных Ульмо, и течением реки Сириона. Хотя бы о таких вещах, конечно лучше было Мелиан рассказывать, она-то глядишь, может, и впрямь бы чего путного присоветовала.

Поэтому без лишних слов Финрод ещё раз прошёлся по покоям Менегрота. Снял кое-где мерки, набросал себе кое-какие чертёжики, постукал молоточком по стенам, поспрашивал кое о чём гномов мастеров. А тут и Тингол, убоявшись как бы у него, и впрямь Менегрот не отняли, посоветовавшись с супругой, пришёл к родичу, и сказал, что знает подходящие пещеры, под «Большим Фаросом», где можно было бы что-то подобное отстроить. А может быть и ещё лучше. И даже проводников своих дать обещал, только чтоб убирались из его покоев поскорее.
Мудрая у него супруга была Мелиан, что бы он только без неё делал?

Так что довольный Финрод, пошёл возводить в указанных ему пещерах свой Нар-гот-ронд. Что в переводе с сумеречного наречия означало – «Готичная крепость на Нароге». В этом строительстве ему помогали гномы Синих гор. В том смысле, что полностью отстроили ему эту крепость, и даже смастерили ему величайшую готическую гномскую драгоценность Предначальной эпохи – Наугламир. А после почему-то стали называть его – Фелагундом. То есть – строителем пещер. Но легенды упоминающие, что Фелагунд был не первым, кто поселился в этих пещерах, почему-то умалчивают о Ноэгит Нибин – малых гномах. Которых эльфы бессовестно выселили из пещер Нарготронда, и почти полностью истребили, охотясь за ними как за дикими зверями, ради забавы. Поскольку мяса с них всё одно никакого не было. Тингол не зря послал Финрода именно в эти места, желая, чтобы нольдоры лучше уж выселили этих жалких гномов из их пещер, чем его самого из Дориата.

Ссутулившись за работой углубляя ходы своих родных пещер, которые потом осталось только совсем немного довести до ума Фелагунду, наняв других гномов, малые гномы ссутулились ещё больше, скрываясь от безжалостных эльфийских захватчиков. Теперь они ходили по своим родным землям, только крадучись, на полусогнутых ногах, и согнувшись в три погибели, чтобы избежать метких эльфийских стрел. Такой жалкий образ жизни, как раз и придавал им вид бродячих сгорбленных животных. Которых отстреливают просто так, чтобы не шастали по округе. Или жалких овражных гномов, которых тоже вообще-то, сильно никто не жалует. Но Средиземье это вам не Кринн, и овражникам делать здесь вообще-то совершенно нечего. Видимо поэтому нольдоры Финрода Фелагунда, борющиеся за чистоту рас Средиземья, взяли на себя труд, исправить эту ошибку замысла Эру Илуватора.

Так Финрод Фелагунд поселился в мрачном и готичном Нарготронде. Ещё больше омрачённым этой нечистой историей, с малыми гномами. Но не его сестра Галадриель, ни Тургон, не пошли к нему туда жить, надеясь, что Ульмо и им во сне укажет, где можно будет отхватить себе такие же готичные хоромины.

Но об этом, как вы уже понимаете, я смогу поведать, как ни будь в следующий раз. Придётся уж вам с этим маленько обождать…

Часть тринадцатая.
О тайном граде Гондолине.

Галадриель не последовала вслед за Финродом Фелагундом в его готичный Нарготронд, потому как имела виды на Келеборна, родича Тингола. Ну и ясное дело, мечтала через брак с ним, получить виды на жительство в Дориате. О том, что царствование Тингола долго здесь не продлится, она предвидела даже без своего легендарного зеркала. Которого кстати, у ней пока ещё даже в помине не было.

Тургон же, пребывая в постоянных грёзах о готичном Тирионе, в котором нольдоры жили до исхода Феанора в Средиземье, ушёл к морю. И так просидел, там предаваясь готичной ностальгии и депрессии целый год на пустом берегу. Кидая камушки в волны, и ожидая какого ни будь знака от Ульмо.
Через год, то ли Ульмо уже достало монотонное швыряние камней в его огород, то ли, что скорее всего, Тургон уже сам малость готично свихнулся, сидя там в полном одиночестве, но Ульмо вроде как к нему явился самолично. И велел ему идти кидаться камнями в тайную долину Сириона. Там вроде бы стоял огромный каменный холм, на котором можно сидеть, и кидаться камнями веки вечные, никому особо не мешая. К тому же он чем-то напоминал тот самый холм, на котором в Эльдамаре стоял Тирион Прекрасный.

Обрадованный Тургон осмотрев этот холм, не сразу же ринулся строить город своей мечты, а вернулся к себе в Винимар, и начал тайно строить планы будущего Гондолина. В Неврасте куда Тургон пришёл со своими нольдорами, жили до него ещё и сумеречные эльфы. Пока Тургон сидел на морском берегу, и строил тайные планы, будущего тайного Гондолина, оставшиеся без княжьего присмотра народы, слились и перемешались. А вскоре поражённые его отрешённым и готичным образом жизни, признали его своим мудрейшим и достойнейшим владыкой.

Пока Тургон занимался строительством «воздушных замков», освоение и заселение Белерианда шло полным ходом. Финрод расширил владения Нарготронда, к самому морю. Нольдоры помогли Кэрдану Корабелу отстроить свои гавани, и укреплённые морские форты.
Хотя у Моргота сидящего в подземном Ангбанде, и в мыслях не было строить свой флот, и нападать на эльфов с моря. Орки как выяснилось, вообще моря боялись.
Край Оссирианда патрулировали зелёные эльфы – лайквэнди. Которые до сих пор, ловили в своих лесах изменников авари, и слились с лесом настолько, что никто их там ещё не разу не встречал. Везде куда ни глянь, нольдоры возводили крепости и дозорные башни, перекрывая Морготу любую возможность, высунуть нос из Ангбанда. И за этим занятием как-то все совершенно забыли о Тургоне, и его голубых мечтах о граде на холме.

А между тем местечко, которое показал Ульмо Тургону для поселения, выбрано было довольно удачно. Долина Тумладен, где торчал тот самый пресловутый каменный холм, располагалась в самом кольце высоких и крутых гор. И никакими наземными путями проникнуть туда было нельзя. Ну разве что на орле, или крылатом драконе. Пока Тургон на морском берегу предавался мечтательному созерцанию кругов на воде, Ульмо в подземной глуби, пробивал под горами тайный путь, при помощи грунтовых вод. Совершенно очевидно, что раньше на месте этой самой долины, покоилось огромное горное озеро. Но однажды, волею Ульмо, оно вдруг решило просочиться сквозь землю, к истокам Сириона. Пробив при этом для Тургона, тайный подземный путь к долине. И вот, наконец, однажды Тургон, выбрав ночку потемнее, увёл своих самых искусных мастеров на строительство города на холме.

Долгое время, самыми тёмными готичными ночами, небольшими партиями, народ Тургона тайно уходил строить Гондолин. А к утру на цыпочках возвращался обратно. Пока через пятьдесят два года, наконец, тайно не достроили его окончательно. Тургон хотел, было дать своему долгожданному городу, изящное готическое название: «Утёс поющей воды». Но синдары, которые пока даже не подозревали о существовании этого тайного города, прозвали его ещё более готично – Гондолином. То есть: «Тайным утёсом». Это название и решили оставить для пущей конспирации. Ну и для пущей готичности, ясное дело.

Кстати Ульмо, теперь уже регулярно мерещившийся Тургону, в каждой лужице, постоянно держал его в страхе, пугая какими-то туманными намёками о готичном проклятии Мандоса. Который всё никак не мог простить нольдорам неоплаченный гроб Финвэ, сделанный Мандосом в кредит. Предсказывал тайные измены, и затаившиеся опасности, в его казённом доме, нежданного вестника, пиковый интерес, и ещё многое другое.
И даже не для того чтобы этого всего избегнуть, открутиться от жребия нольдор всё одно никому не удастся, а так на всякий пожарный случай, порекомендовал повесить на стену, готичный меч с кольчугой. Выбросить на берег из глубин речных, какую ни будь завалящую кольчужку с мечишкой, Ульмо ясное дело не смог. Зато описал Тургону в каждодневных видениях, как должны выглядеть эти готичные атрибуты.

И, судя по регулярности этих таинственных видений, постоянно происходивших с Тургоном вблизи воды, и голосов, слышавшихся ему в журчании любой жидкости, продолжительное сидение на морском берегу, не прошло для него бесследно.

В скором времени народ Невраста полностью и ясное дело таинственно, переселился в Гондолин. Под сень журчащих горных ручьёв, и городских фонтанов. Оставив своих соседей теряться в догадках: не на дно ли морское увёл свихнувшийся повелитель, весь свой народ, из опустевшего Невраста.

О том, как развивались дальнейшие события, будет в своё время особый сказ. Не заканчивать же эту историю на тринадцатой главе. Хотя тринадцать вообще-то, готичное число.

Часть четырнадцатая.
О Эоле тёмном эльфе, и Маэглине.

У Тургона безвылазно сидящего перед журчащими струями ручьёв и фонтанов, тайного града Гондолина, была сестра Аредель. От постоянной сырости, она имела довольно бледный готический вид, и звалась – «Белой Девой нольдоров». Странных увлечений своего братца, повёрнутого на водном спиритизме, она нисколько не разделяла. Поэтому после двухсотлетнего сидения в этом тайном журчащем городе, ей захотелось немного подышать свежим воздухом, и принять солнечный загар на свою бледную кожу. Тургон конечно, тут же взялся отговаривать её от этого неразумного шага, в большой и страшный мир. Но дальнейшее пребывание в этом влажном климате, казалось Белой Деве, китайской водной пыткой каплями. И чем потерять здесь свой рассудок, она предпочла бы лучше потерять честь, но где ни будь в другом месте. И была непреклонна в своём желании, уйти отсюда, куда глаза глядят.

И правильно про таких иногда говорят: «Будешь всю жизнь маму слушаться – Никогда не забеременеешь»!

Тургон, которому голоса из фонтана, и из под крана, повелевали не отпускать её, предвещая всему Гондолину, немыслимые бедствия, всё же почему-то не сумел её удержать. Как не удержать текучую воду. И отпустил сестру под большой охраной, навестить своего брата Фингона. Свите же было велено, проводить Аредель до владений Фингона в Хитлуме, и не опускать её оттуда больше никуда.

И ясное дело, ехать загорать бледной готичной деве вздумалось, совсем не там где рекомендовал заботливый ей брат. Уж он-то благодаря Ульмо, знал толк в морских курортах.

Какого Моргота её понесло загорать в запретную зону Дориата, куда не проникал ни один солнечный луч, история умалчивает. Но ясное дело Тинголовская стража Белую деву с её свитой туда не пустила, присоветовав идти в обход своих владений. Указав ей не особо и безопасный и близкий путь. И предупредив, что путешествовать им не стоит. Там ходить слишком опасно.
Это было сказано зря, ибо строптивая готка, вырвавшись из под опеки сумасшедшего братца, теперь не желала слушать ничьих советов. И всё делала наперекор здравому смыслу.

Навестив без особых приключений своих родичей Куруфина и Келегорна, Аредель почему-то снова потянуло в тёмные непроходимые леса.
Заблудившись назло своему брату в Нан-Эльмоте, и отстав от своей свиты, она попала к тёмному готичному эльфу – Эолу.

Его тёмный готичный лес подходил для принятия солнечных ванн, ещё меньше чем леса Дориата, но видимо именно это заставило притиворечивую готку забраться в самую непролазную чащу, к дому Эола.
Сумеречный гот Эол жил в готической глуши, в полном готическом уединении. Выковывая там себе чёрные готические латы и мечи. Водил компанию он с такими же унылыми хмырями гномами. И видимо от них, научился ковать чёрный готичный метал, в чёрной готичной кузнице, и недолюбливать нольдоров. Ещё у него были чёрные готичные чертоги. Всем известно, что чертоги это от слова «чёрные» и потому особо готично. И по этим чертогам чёрными призрачными тенями, скользили чёрные безмолвные слуги. Такие же готичные как и их хозяин.

И должно быть эта стойкая нелюбовь к нольдорам подтолкнула Эола насильно взять себе в жёны Белую Деву Нольдоров. И обесчестив, держать её долгое время у себя в плену.
Так что получалось что, едва только покинув заточение у своего полумного брата, своенравная Аредель снова попала в неволю. А тёмный Эол оказался ещё более безумным и тираничным деспотом, чем её братец Тургон.
И мечтавшая о ровном здоровом загаре Аредель, теперь по готичной прихоти Эола, приходилось совсем избегать солнца. И гулять только под бледной как её готичная кожа луной.

Вскоре нагуляв под этой бледной и готичной луной себе живот, Аредель родила Эолу сына. И называла его, пока отец не слышит, тоже очень готично – Ломион, Сын Сумерек. Эол запрещал ей такие готические нежности, а также её родную нольдорскую речь, даже с подобным, ярко выраженным сумеречным акцентом. И подождав лет так двенадцать после рождение сына, придумал ему, наконец, имя. И назвал сына по-своему: Маэглин. И видимо это послужило последней каплей в чаше терпения Аредель. До этого дня ещё никто не смел ей указывать, как называть своих сыновей.

И поэтому, как только сын Маэглин немного подрос, она выбрала ночку потемнее, когда Эол ушёл гулять к гномам на какой-то готический шабаш, тоже ушла вместе со своим сыном гулять. И не вернулась.
Вернувшийся с гномского праздника Эол сразу приметил, что в его тёмных готичных чертогах как будто чего-то не хватает. И пустился в погоню за своей своенравной супругой.

По пути он тоже попал в плен к мрачному феанорингу Куруфину. Который узнав о его несчастье, долго смеялся над ним вместе со своими друзьями и показывал на неудачливого Эола пальцем. И даже решил его зачем-то отпустить. Предупредив на прощание, что если он сейчас же вернётся к себе в лес, то не вернётся туда уже никогда.

Аредель с Маэглином, которой в этот раз так и не получилось позагорать в своё удовольствие, уже успела добраться до Гондолина к брату. Но, выследив их в пути, к потайным чёрным вратам Гондолина припёрся Эол. И стуча в них кулаками, требовал вернуть ему жену или хотя бы сына. Страже пришлось выйти и затащить его внутрь, чтоб не выдавал врагам своими криками тайного места.

Будучи приведён пред ясные очи Тургона, Эол продолжал вести себя хамски и вызывающе. Уяснив наконец, что возвращатся в его тёмный лес никто не собирается. Хотя Тургон со своей стороны, предложил ему жить с супругой здесь в Гондолине под сенью журчащих ручьёв и готичных фонтанов. Потому как все пришедшие в тайный град Гондолин гости, назад уже не отпускаются. Эол взбеленился и кинулся с чёрным отравленным ножом на изменщика сына. Но попал им почему-то в изменщицу жену. И строго следуя готичному сюжету, трагической развязки, проклял своего сына, за то, что не попал под его чёрный нож. Как раз за миг до того, как стражники Тургона скинули этого маньяка Эола в пропасть.
Словом все умерли.

О том кто ещё кого ни будь, готично убил или предал, вы узнаете из следующей части.

Часть пятнадцатая.
О Приходе людей на запад.

Уже прошло около трёхсот лет с восхода первого солнца, как первые люди, устремившиеся вслед за солнцем на запад, добрались таки, наконец, до Белерианда.
Первым их обнаружил Фелагунд, и принял их сперва за самых последних лайквэнди или телери, которые, повинуясь, зову валар наконец-то дошли до западного побережья. Возможно, это объясняется тем, что эти люди идя точно по солнцу днём, ночью же непременно сбивались с пути, и возвращались обратно. Пока, наконец, их мудрому вождю Беору, не пришло в голову идти только днём, а ночью отдыхать и горланить у костра песни. За этим занятием и застал их ночью Финрод Фелагунд. Удивлённый, что на лесной территории лайквэнди кто-то осмеливается вести себя как дома, тогда, как и сами хозяева ведут здесь себя тише воды, да ниже травы. Словом застав людей за таким «неготичным» ночным времяпровождением Финрод немного опечалился. И пребывая во власти этой готичной печали, депрессивно сидел под деревом, уставившись в одну точку, пока люди не завалились спать и их дикие крики не смолкли.

А затем, подойдя к костру забрал их грубую варварскую арфу, и настроив её на более готичные тона, заиграл что-то особо заунывно эльфийское. Проснувшиеся люди сильно загрузились от его готичной музыки, и впервые в своей жизни почувствовали как на самом унылом кладбище. Слов его песен они не понимали, но, проникнувшись серьёзностью момента, сообразили, что эльф с таким печальным видом наверняка поёт что-то умное, нарекли его между собой – Номом – то есть мудрым. Потому как слов: – «сноб» и «зануда» в их примитивном варварском словаре пока еще, к сожалению не было.

Финрод Фелагунд общаясь с людьми, очень быстро заметил, что прекрасно читает все их помыслы. Ибо, будучи в отличие от эльфов народом неискушённым, люди ещё не умели скрывать своих мыслей, а что думали, то и говорили. А когда им не доставало слов в их примитивном языке, то, тут же не откладывая в долгий ящик, делали, всё что им в голову не придёт. Именно за это тугодумы эльфы называли аданов – людьми прогресса, и в чём-то им даже завидовали. А иной раз даже уважали и немного побаивались их, потому как людской век был краток, а долго будешь думать – никого не убьёшь. Уж эту-то нехитрую готичную истину люди усвоили на удивление быстро.
Фелагунда люди впрочем убивать не стали, так как приняли его за одного из валар с запада, а сам Фелагунд легко читая все нехитрые людские помыслы, не стал сразу разубеждать их в этом. По-крайней мере пока не добрался до своих.

Он спросил людей Беора: – Зачем вы пришли на запад? – И те отвечали, что: – Тьма лежит позади нас! И мы, повернувшись к ней спинами, ищем свет!– Финрод в испуге заглянул людям за спины, и увидел, что повсюду, где они прошли – остаётся Тьма. И попросил аданов впредь вести себя на природе немного покультурнее, и не загаживать после себя их цветущий край. И люди, считавшие его валаром, послушались.

Зелёные эльфы Оссирианда узнав, что Фелагунд повелевает помыслами людей Беора, начали гундеть, чтобы он увёл из их лесов племена лесорубов. А тем временем людей в их лесах становилось всё больше и больше. С востока, оставляя за собой Тьму и голые пеньки, подтягивались всё новые и новые племена аданов. Зелёные братья, видя такую напасть для их лесов, впадали в глубокую депрессию. И даже грозились не давать людям своим готичным нытьём покоя по ночам.

И потому Фелагунд собрал всех аданов жгущих костры и нарушающих ночной покой зелёных эльфов громкими песнями, и увёл их в Эстоланд. Который в переводе с эльфийского, означал – стойбище. А поскольку оленей у тех аданов не было, то и любому гоблину было ясно, как называли эльфы между собой самих аданов живущих в этом стойбище. От людей впрочем, не укрылось это переменившееся к ним отношение эльфов, и они немного огорчились. А самого Беора виновного в таком к ним отношении соплеменники назвали – вассалом и выгнали вон из стойбища. И он в полной безысходности вместе со всей своей семьёй ушёл служить Фелагунду до конца дней своих

Позже в Белерианд начали стекаться племена халадинов, которым занудные лайквэнди наученные горьким опытом, не дали долго жечь костры и горланить весёлые песни в своих лесах. И вскоре своим готичным ночным нытьём вынудили их идти дальше на север поближе к Морготу. Туда же немногим позже были отправлены и все прочие племена аданов пришедших с востока. Зелёные леса Оссирианда служили им всем пересыльным пунктом, а готичные нытики лайквэнди услужливо подсказывали – куда идти дальше. Таким образом, зелёные эльфы способствовали равномерному расселению самых первых аданов в землях Белерианда.
Тингол веря в непреодолимость завесы своего королевства, заявил, что: «ни одна нога смертного не вступит на территорию Дориата». Но Мелиан, видимо назло своему занудному супругу, ответила, что: – Это её завеса, и кого она захочет, того туда и впустит, будь он хоть трижды смертный. И её пророчеству суждено было вскоре сбыться, поскольку не открой она вовремя свою завесу, и её дочери Лютиен вообще никаких женихов во век бы не дождаться.

Всё это конечно интересно, об этом лучше как-нибудь после. В следующий раз.

Часть шестнадцатая.
О непокое аданов.

Людских племён ведомых на запад их восторженными и доверчивыми вождями, скапливалось в Белерианде всё больше, и больше. Поскольку практически все синдары были слишком угрюмыми и замкнутыми, даже для готов, и не желали иметь никаких дел с пришельцами, то каждый из нольдорских князей по примеру Финрода Фелагунда, спешили напустить на себя вид заправского валара, и назвать себя – «другом людей». А точнее назвать людей – «друзьями эльфов», и под видом своих самых преданных друзей расселить их каждый в своём пределе, поближе к «Ангбандской границе». И теперь выражение – «друг эльфов» вполне соответствовало аналогу нашего – «Мухтара».

А те из адан что похитрее, стали называть себя «дедами», и остались служить на пересыльном стойбище в Эстоланде. Они отсылали всех вновь прибывающих людей, пришедших на запад – служить нольдорским князьям на северных границах Ангбанда. Потому как Кэрдан Корабел к себе на флот, смертных служить не брал.
Но кое-кому из аданов не захотелось идти на север так близко к Чёрному Владыке. И они возроптали, говоря: «Мы пришли сюда, спасаясь от Тьмы на востоке. И желали увидеть Свет на западе, но за море нас не пускают, а гонят на север, где живёт злой Моргот. Там боль и смерть, от которой, мы бежали с востока. И мы не хотим идти туда». А некоторые из племён, даже назад до дому двинули.

И в Эстоланде был созван большой совет людей, где присутствовали и «деды» – старейшины Эстоланда, и лучшие «друзья эльфов» – коих нольдорские князья ради такого случая отпустили на денёк с заставы, и молодое, зелёное пополнение – только что прибывшее с дальнего востока.

Предмет основного конфликта вновь прибывших, заключался в том, что вожди обещали им показать Великих Валар живущих за морем, и Свет на западе. Но за море смертных Корабел везти отказывался, а Ульмо не спешил раздвигать пред ними воды морские и выкладывать им по дну дорогу из жёлтого кирпича до самого Валинора. Вместо обещанного Света – людям предлагалось идти на север и сдерживать там постоянные атаки орков и балрогов Моргота.

Старые служаки из «друзей эльфов» рассказывали молодому пополнению, что на северных рубежах служится неплохо, там кормят три раза в день и орки последние лет сто уже носу из-за ворот не высовывали. Но тут встал кто-то очень похожий на Амлаха сына Имлаха, и начал вести пораженческие речи о том, что никаких валар в Валиноре не существует, как впрочем, и самого Валинора. Потому как никто из адан никогда не видел этого Валинора, а предоставить им хоть какие-нибудь доказательства в его существовании, эльфы почему-то отказываются. Это была уловка эльфов, чтобы заманить их сюда на запад, и заставить охранять свои границы. И никакого Моргота тоже нет, ибо его тоже никто никогда не видал, а есть только орки раз в сто лет вылезающие из своего логова, и тревожащие покой эльфов. И если уйти обратно к себе на восток – то там орки их беспокоить не будут.
Но на утро пришёл сам Амлах и заявил что вчера он пил в другом месте, и здесь на совете его быть никак не могло, и поэтому он не помнит, чтобы вчера что-то подобное произносил. И что это всё происки врага. Возбуждённые соплеменники поискали между собой мнимого Амлаха, и по-быстрому вдёрнув несколько отдалённо похожих на него случайных жертв, успокоились, убедившись, что это всё и впрямь были происки врага.

А сам Амлах решил подать хороший пример своим людям, и отправился служить на север, мечтая поквитаться с теми, кто сыграл над ним эту шутку. Но сколько он ни встречал в бою орков, ни один из них почему-то не походил на того подставного Амлаха.

Время шло. Орки предприняли более менее удачную вылазку и проскользнув незамеченными через кольцо осады, не иначе как с попустительства безответственных лайквэнди, околачивающих баклуши у себя в лесах – напали на халадинов. В этой битве отличилось племя отважной Халет – дочери Халдада. Вместе с Карантиром они сбросили орков в реку. И Карантир как истинный джентльмен предложил ей в награду за доблесть и потерянных в бою родичей – поселиться в его северных землях. Прекрасная воительница, сказала что подумает, и ушла со своими людьми в Бретил ближе к Дориату. Тингол узнав об этом, тут же объявил Бретил своей территорией, и милостиво позволил ей охранять его границы, и даже не стал брать с неё за это никакой платы.

И вот таким образом племена людей продолжали селиться в землях эльфов, изучили их язык и стали жить практически вместе. Эльфийским князьям время от времени даже приходилось проводить националистические рейды, и отселять от себя людей в особые гетто, дабы не допускать кровосмешения. Но в целом оба народа перед лицом общего врага уживались друг с другом неплохо. Но как бы эльфийские владыки не заботились о чистоте своей крови, среди людских племён уже родился на свет – народный герой Берен. И час когда по капризу Мелиан, ему было суждено соблазнить её дочь, был уже совсем близок. И чтобы по этому поводу не думал её высокомерный супруг Тингол – Королеве к чему-то вздумалось выдать свою дочурку замуж по-любви, а не по расчёту.

Но поведать вам обо всём этом, у нас ещё будет время…

Часть семнадцатая.
Война внезапного пламени.

Финголфин, в тайне считающий себя владыкой всех нольдоров Севера, при практически всех живых сыновьях Феанора, всеми силами хотел бы утвердить за собой этот титул. И вместо долгой и изнурительной осады, предлагал самим взять наконец твердыню Моргота штурмом. Но сыновья великого героя павшего под стенами этой крепости, хоть конечно и были все как один воинственны, отважны и безрассудны, но всё же не до такой степени. Именно поэтому владыкой нольдоров считался всё же пока Маэдрос, а не Фингалфин. И все его призывы нанять гномов для подкопа под Тангородримом, или подкинуть под ворота Ангбанда «Троянского коня» вызывали на военных советах смех, а среди эльфийского войска шок и трепет. Видя, что всем его честолюбивым планам поддержки здесь не дождаться, он в очередной раз грозился взять Ангбанд в одиночку, вызывая среди нольдоров ещё больший смех и трепет.
Тогда ещё никто из них не мог предположить, что безрассудный и впрямь скоро выполнит свою угрозу, вызвав Моргота на честный поединок.

И вот в одну из безлунных зимних ночей в подземельях у Моргота что-то там рвануло, и реки жидкого пламени хлынули из чёрных готичных врат Ангбанда. Хотя как писалось в книгах – потоки пламени неслись быстрее балрогов и дракона, но видимо этим балрогам, очень уж жить хотелось, поэтому, как в тех же источниках указывается на то, что все они неслись как ошпаренные впереди линии огня. А по следам балрогов и дракона еле поспевала орочья пехота, которой видимо тоже пятки весьма ощутимо поджаривало. И только таким образом орочьей пехтуре в кои веки удалось прорвать многолетнюю осаду Ангбанда. Отступать оркам же было некуда – позади стена огня, блин! Даже у самых безбашенных нольдор противостоять с мечами и стрелами против кипящей лавы, не очень-то долго получалось, и множество героев пало в эти чёрные дни. И врагу удалось прорваться далеко в глубь цветущего Белерианда оставляя за собой лишь готично обугленные руины крепостей.

В одном из боёв Финрода Фелагунда спешившего на помощь нольдорам севера, орки отрезали от его войска и окружили с небольшим отрядом вблизи топи Сереха. И он был бы наверняка убит или взят в плен, но появился Барахир отец Берена с самыми отчаянными своими людьми и выручил его. Окружив короля стеной копий, они с большими потерями проложили себе путь из битвы. И вернувшись в свою подземную крепость в Нарготронде, Финрод поклялся вечно хранить дружбу с Барахиром и всем его родом и прийти к нему на помощь в любой нужде, и в знак этого обета он дал Барахиру свое кольцо. И время показало, что этот обет смертному Финрод дал весьма опрометчиво. Но об этом гораздо подробнее поётся в «Финрод-опере».

И тут отважный князь Финголфин решил, что его час пришёл. И едва только дождавшись когда вулканическая лава, покрывшая Ард-Гален слегка подстынет, он поскакал, возможно, на единственном пережившим его безумный переход через льды коне, к самым вратам Ангбанда. Весьма верно рассчитав, что пока всё войско Моргота захватывает Белерианд, сам-то Моргот там совсем один-одинёшенек остался. И он начал трубить в рог, стучать кулаком в ворота, и называть Моргота подлым трусом. Будь Моргот и впрямь там совсем один, то ему может быть, и удалось по-тихому в крепости отсидеться. Но там вместе с ним сидели ещё более трусливые военачальники, и чёрный вала никак не мог позволить Финголфину, уже в который раз при них называть его самым трусливым из валар, и повелителем трусов. Пришлось в кои веки ему самому на бой выходить. Потому как из всех оставшихся с ним в крепости трусов, ему и впрямь больше некого было вместо себя послать.

Несмотря на то, что резвому как Брюсу-Ли Финголфину удалось раз семь нанести Морготу свой излюбленный коронный удар в ногу, но хитов у валы было всяко побольше, да и весовые категории у них были слишком уж разные. Поэтому, в конце концов, Моргот изловчился-таки удачно уронить свой боевой молот прямо на дерзкого нольдора и наступить ему ногой на горло. Умирая, великий князь нанёс свой коронный удар в ногу в последний раз, заставив хромать своего врага всю оставшуюся жизнь.
Дотоптать тело великого героя Морготу помешала не столько боль в израненной ноге, сколько орёл Торондор вцепившийся когтями ему прямо в лицо. Клевать воронам тело Финголфина, Торондор тоже не позволил, и сложил ему огромный готичный курган где-то в горах близ тайного града Гондолина. Остаётся только удивляться, как это Моргот не мог так долго найти этот город по такому явному ориентиру.

В то самое время пока Торондор носил в горы по одному камушку, насыпая курган павшему нольдорскому князю, Саурон успел захватить Минас-Тирит и обосновать там себе остров волков оборотней. Чтобы Берену впоследствии было, куда, где сунуть в самую волчью пасть весь отряд легендарного Финрода Фелагунда, прежде чем сунуть в волчью пасть свою собственную руку. В разорённом Белерианде всё удлинялись тени, а повстанческие отряды аданов, вели партизанскую войну с отрядами орков достигших уже границ Дориата. В тоже самое время на службу Карантиру стали поступать пришедшие с востока вастаки Ульдора Проклятого и прочие смуглинги губастые, вот-вот уже готовые по первому слову Моргота, предать преданных нольдорам аданов, да и самого князя Карантира вместе с ними заодно.

Ну а подробнее обо всём этом в одной из последующих глав…

3

а продолжения пока нет :(

4

И попросил аданов впредь вести себя на природе немного покультурнее, и не загаживать после себя их цветущий край.

Во-во! Очень верно подмечено)))))))))

И люди, считавшие его валаром, послушались.

Что-то слабо верится)))))))))))

5

А дальше я ещё не дописал.

6

Том Бомбадил, Вы тот же Том Бомбадил, что и на elfworld? Приветствую Вас сдесь!
Вы просто мастер сочинения подобного рода произведений. Ждём продолжения. :)

7

Lirien написал(а):

И сказал что сдохнет, но не отдаст. Мандос будучи уже в курсе свежей статистики из своего морга, ответил ему что сегодня он уже не первый кто произносит эту коронную фразу. Но его мрачную шутку оценили не сразу.

:D
Нда... Правильно говорят, что в каждой шутке есть доля шутки! Мне "Сильмариллион", помнится, не удалось толком одалеть: моя хроническая неспособность запомнить имена очень осложняла постижение  :confused: Тяжело читать, когда не понятно  "кто кому кем приходится" и "это тот, кто был на прошлой странице отрицательным персонажем или кто-то другой?". Хоть с помощью такого упрощенного варианта можно ознакомиться! :)

Том Бомбадил спасибо, заодно и с особенностями готов познакомили!
А то у нас есть сотрудник весь такой готичный  :tired: - теперь его закидоны стали понятнее. Если не секрет, откуда у Вас к ним такое неравнодушие?

8

Да, правда на elfworldе уже давно не появлялся. А здесь случайно. Просто время от времени развлекаюсь тем что отслеживаю по поисковику насколько далеко расходятся мои креативы. И очень рад, что они кому-то интересны. Поэтому если нужно - то пожалуйста заимствуйте не стесняясь.

Пристрастие к готичному и антиготичному юмору у меня возникло на одном подфоруме вампирского клана. Хотелось немного оживить там готичную атмосферу. Поэтому начал писать туда вампирские анекдоты и там же родились первые пара глав готичной книги.

Вампирские модераторы их тут же удалили, а на elfworldе книга подверглась очень жёсткой обструкции со стороны высоколобых толкиноведов. Тогда я понял насколько эта вещь скандальна и разместил её ещё на нескольких толкиенистических сайтах. На Хенет-Ануне её тоже удалили.

С тех пор время от времени мне удаётся написать какую-нибудь спорную теорию вызывающую ожесточённые споры в толкиенистическом фэндоме... Это что-то вроде эталона качества для сатирических произведений и забавных теорий. Подобные вещи и должны быть по своей природе скандальными, они должны вызывать или смех или чувство протеста, но не оставлять никого равнодушным...

9

Том Бомбадил, надеюсь, что продолжение следует. Ибо штука дивная, и в общем, понятно, почему на elfworld'е её приняли в штыки.

10

Кстати, мне в своё время Сильмариллион после Свиридовского Звирьмариллиона тоже намного легко пошёл. А сперва страница, за страницей падали как в бездонный колодец. И всё мимо кассы. И конечно я понимал, как важно сделать этот материал более легкоусвояемым для чтения и восприятия.
А в прошлом году я проводил игру "Сильмариллион Битва Внезапного Пламени". Игроков едущих на эту игру нужно было подготовить и вгрузить в мир книги. На своих играх я принимаю у всех желающих экзамены на знание мира. Например, краткий но точный пересказ всех основных событий Сильмариллиона добавляет игроку один хит. Если он только не заблуждается и не путается в последовательности всех этих событий.
И поэтому книга в спешном порядке была дописана именно до этой главы. Она помогла очень многим лучше усвоить текст Сильмариллиона.

Насчёт продолжения я пока не думал. В этом году я проводил "Год Великой Чумы" по началу Третей эпохи. А в следующем году у меня будет игра по началу Второй эпохи в Нуменоре. Наверное и в самом деле стоит подумать о том чтобы срочно дописать книгу до Акаллабет.
Но пока всё как-то руки не доходят...

11

Том Бомбадил написал(а):

Наверное и в самом деле стоит подумать о том чтобы срочно дописать книгу до Акаллабет.

Будем ждать!!!  :jumping:
P.S. "Дача - это готично" я вспоминаю в каждые из тех неудачных выходных, когда родственникам удается меня заманить меня на эти "елисейские поля". Позволяет  перетерпеть такие мероприятия как эксгумация картошки, забивание осиновых кольев под самые помидоры и похороны компоста.

12

А ещё 2,5 литровая бутыль пива :D

13

Продолжение:
*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Готическая книга Арды. Часть восемнадцатая.
О дальнейшей оккупации Белерианда

Итак, как уже говорилось ранее, готичное продвижение Тьмы по светлым землям Белерианда продолжалось вовсю триумфальным походным маршем. На месте Минас-Тирита на Тол-Сирионе теперь готично возвышалась башня Тол-ин-Гаурхота. А сам остров сейчас буквально кишел волколаками, вампирами, призраками, тенями и прочей готической нечистью. Причём ужасно голодною, потому как все окрестные земли были полностью опустошены и населены орками, а случайно заблудиться там и нечаянно заплыть на остров кишащий вампирами и оборотнями случайному путнику было просто нереально. Золотую башню нолдор, Саурон понятное дело первым же делом перекрасил в более тёмные готичные тона. И с высот своей первой башни Саурон, пока ещё не имеющий «Багрового Ока», зорко обозревал окрестности, ища, чем бы ему накормить своих голодных волков, которые сидя у подножья башни, уже начинали плотоядно поглядывать и на него. Это весьма способствовало развитию его колдовского зрения и неудивительно, что к концу третей эпохи в Мордоре он уже мог запросто осматривать всё Средиземье, а его легендарное «Око», никогда не отрывающееся от подзорной трубы сильно опухло и покраснело.
На месте сожжённых  зелёных лесов Дортониона теперь поднимались дремучие мрачные дебри, где корни готично обугленных деревьев слепо шуршали сухой листвой как лапы неведомых готичных чудищ, пытаясь нашарить себе новую жертву. И даже орки боялись зайти под сень этого леса называемого отныне Ночной Чащобой, ну разве что подгоняемые самой крайней нуждой. И о тех, кто вошёл в тот мрачный лес, справить свою нужду больше ничего не слышали. И в этом были повинны не столько жуткие корни норовившие сцапать присевшего под дерево орка, сколько засевшие на деревьях аданские народные мстители с луками. В основном это были женщины и дети из отряда мужественной Эмелдир жены Барахира и матери Берена. Она знала все опасные и безопасные тропы в этих местах и теперь прикрывала отход уцелевшего мирного населения своего племени в Бретил.
В те чёрные дни, Моргот просто превзошёл самого себя, сея раздор и смуту среди уцелевших свободных народов Арды. Он рассылал своих слуг и шпионов, которые рассказывали аданам всего лишь полправды про эльфов и их владык, но и этого хватало, чтобы те крепко призадумались, кому они служат. Ведь ни для кого не было секретом, что самые хитрые из эльфов укрылись кто в Дориате за завесой Мелиан, кто в тайном граде Гондолине, кто в пока ещё не павшем Нарготронде. В то время когда у аданов не было ни одной собственной крепости, и эльфийские твердыни своих «друзей» им приходилось защищать под их стенами, а не на стенах. Единственной защитой им теперь были дремучие леса, в которые и сами орки боялись заходить даже по крайней нужде. И в этих лесах уцелевшие аданы вели самую ожесточённую повстанческую борьбу, тогда как зелёные эльфы лайквэнди преспокойно пропустили через свои леса орочих захватчиков, не пустив им даже единой стрелы в спину.
Правда теперь и эльфы часто попадали в плен к Морготу и тот делал из них своих рабов заставляя служить себе. А многих смеху ради отпускал, чтобы посмотреть, что с ними теперь сделают свои же эльфы. И те чаще всего изгоняли всех побывавших в плену у Моргота. Примерно в те же самые времена в Белерианде стали появляться готично смуглолицые вастаки. Моргот поглядывал на их союз с эльфами и аданами с затаённым удовлетворением, зная, что, такие как пить дать предадут своих новых союзников. Но немного просчитался. Смуглые как монголы из-за Рунных степей вастаки, были хоть и тёмные с лица, но лишь наполовину, поэтому и предали светлых наполовину, а на другую половину не оправдали ожиданий Моргота. Половина из них предала эльфов, а половина Моргота. Словом сложно всё было с этими полуготичными метисами.
Повстанческая борьба аданов с захватчиками продолжалась по всему краю. Где-то на берегах туманного Сириона небольшой отряд Хурина отца Турина Турамбара оказался отрезан орками от своих основных сил. И лишь волей Ульмо они были скрыты от глаз врагов туманом, а орлы Торондора перенесли израненных повстанцев в тайный град Гондолин. И прокурлыкали Тургону, мол: «Поимейте совесть, если отсиживаетесь за стенами во время войны, то хоть раненым героям помощь окажите»! Те и впрямь усовестились и оставили весь отряд оправляться от ран у себя. Без права выхода за пределы своего засекреченного почтового города до конца дней своих. Правда саму Хурину с Хуором страшными клятвами на крови и под подписку о неразглашении удалось-таки отбояриться от оказанного эльфами гостеприимства. И под готичным покровом ночи на крыльях Торондора Хурин был отправлен на встречу ещё более ужасной судьбе. Правда, дома им не поверили, что они целый год скитались где-то по дебрям, а вернулись все расфуфыренные как гондолинские принцы. Подвели подаренные эльфами стильные готичные прикиды. Слухи об этом дошли до самого Моргота и он сделал себе заметку: добраться как-нибудь на досуге до этого Хурина и порасспросить его – в каком это «Секонде» он так готично прибарахлился?
А пока не выдалось такого случая вновь послал многочисленные войска на Хитлум и много героев из народа адан готично пали в тех битвах. Правда эльфы Фаласа и флот Кирдана неожиданно поддержали адан и ударили с запада разбив орков. Так что победа вновь досталась эльфам, а самые ощутимые потери понесли как всегда люди. И из всех изгнанников Дортониона каким-то чудом уцелел Берен сын Барахира. И даже умудрился как-то пробраться в Дориат.
Но об этом ещё будет время вам рассказать.

14

Как и обещал новая глава...

15

Продолжение:
*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Готическая книга Арды. Часть девятнадцатая.
О призрака партизана Горлима и народном мстителе Берене

Всё началось ещё с того, как партизанский отряд Барахира стал так допекать регулярные войска Саурона, что тот начал охотиться за ним лично, покинув свой чёрный готичный замок оборотней на острове. Но всё безуспешно – неуловимые мстители каждый раз призрачно ускользали прямо из под чутких носов его волков ищеек. Ну просто мистика какая-то. Но и у призраков как, оказалось, имеются свои слабые места. Все герои отряда отправили своих жён вместе с отрядом Эмелдир через горы в Бретил, от греха и Саурона подальше.  Один только Горлим злосчастный гот, зачем-то оставил свою жену совершенно одну в одинокой избушке на опушке. И регулярно наведывался к ней ночевать, пренебрегая своими ночными дозорами отряде. Поставят его лагерь охранять, а он поставит вместо себя на пост кого-нибудь из молодых салаг и к жене своей бегает. Вот и добегался, выследил его как-то Саурон и жену умыкнул. Но Горлим, как истинный гот из этого никакого для себя урока не извлёк, и продолжал каждую ночь бегать кругами вокруг пустой избушки, печально выть на луну и скулить о своей утрате. Саурон как-то решил над ним приколоться и как-то раз прикинулся его вернувшейся женой, показавшись ему в окошке. Горлим на радостях зашёл в свой дом и возлёг со своей «женой», а она как обычно в форме их излюбленной садистской игры, играючи приковала его к кровати наручниками. И тут-то в дом Сауроновы ищейки ввалили, «жену» выволокли из дома, а его так удобно подвешенного пытать и допрашивать начали. Стали как фашисты спрашивать его: – «Где, мол, партизаны»? Но так как игры в «пытки партизана» были у Горлима с его женой их любимой забавой, то естественно добиться от этого готичного мазохиста они ничего не смогли. И тут сам фюрер Саурон в дом входит:
– Бросьте его придурки! Ничего он не скажет, ему только в радость все ваши пытки. Тут другой подход нужен. Вот что Горлим. Скажешь сейчас, где ваши партизаны, и дальше тебя пытать твоя любимая жена будет, а мы все уйдём и вас наедине с вашими извращёнными играми навсегда оставим!
Горлим-то простачёк взял да согласился, и всё им как на духу выложил.
– Вот ты дурачок Горлим. – Мрачно захохотал Саурон. – Жену твою я уже давно …того… убил. Её труп в моём отряде уже даже волки жрать не хотят. Так что слово своё я легко выполню. Подниму её сейчас зомби и с тобой прикованным здесь наедине  оставлю. Так что развлекайтесь тут без меня как и сколько хотите!
Так он и поступил, и с женой любимой его оставил и предал его этим злой смерти. А в спящий партизанский лагерь отправил карательный отряд орков. Но всё равно этим исполнил его давнюю мечту, и душа гота извращенца отлетела от тела Горлима в абсолютно счастливой, долго ещё бродя по окрестностям в блаженной эйфории. И бродя так, призрак Горлима не сразу даже вспомнил о своих товарищах, которых он так безответственно подставил. Он бестелесным призраком полетел до молодого бойца Берена, которого он в этот раз вместо себя лагерь охранять поставил. Но Берена на месте не обнаружил, так как тот глядючи на своего старшего товарища уже порядочно распустился, и тоже повадился ночами бегать ночевать к одной молодой вдовушке в деревню. Так что когда готичный призрак отца Гамлета наконец нашёл вконец оборзевшего салагу, тот мало того, что спал пьяный с женщиной вместо того чтобы охранять лагерь, но и находился от самого этого лагеря довольно неблизко. Появившийся окровавленный призрак Горлима до смерти напугал молодую вдову, и она с громким визгом убежала. Но вот самого Берена сильно накачавшегося её домашним самогоном распинать так и не удалось. Поэтому настырному призраку пришлось явиться ему в тяжёлом похмельном сне и взывать к его совести. В этом кошмарном сне Берен увидел злобных чёрных стервятников готично кружащих над их разорённой стоянкой. Как не спешил проснувшийся в холодном поту Берен к своему лагерю, но чёрные крылатые твари летели ещё быстрее, и своим карканьем предупредили орков безнаказанно убивавших там спящих партизан, о его приближении. Так что Берен добежав наконец до своих, увидел только своих перерезанных во сне товарищей и кружащих над ними подлых Морготовых стервятников. Всё как в своём кошмарном готичном сне, вот только призрак Горлима исчез куда-то от стыда подальше. Все трупы были расчленены и обезображены, разорваны и обглоданы орками и волками, поклёваны стервятниками. Увидев с глубокого похмелья такое, Берена тут же вывернуло наизнанку, и он мысленно дал себе зарок никогда больше не охотиться и не есть никакого мяса.  Правда позже голодная жизнь в лесу заставила его переменить своё мнение на этот счёт. И охотиться он стал только на тварей служащих Морготу и Саурону. А поскольку орки тоже были тварями служащими Морготу, они с того времени стали всерьёз опасаться идейного вегатарианца Берена. Хороня своего отца Барахира Берен отметил, что у того не хватало руки с кольцом Фелагунда. Видимо орки её с собой на дорожку прихватили. Прихвати они с собой чью другую руку или даже ногу, Берен бы может так и не взбеленился. Им не пофиг ли, что в дороге жрать? Но эти изверги покусились на самое дорогое. И тем самым нажили себе хоть и смертного, но лютого врага. Народный мститель Берен вышел на тропу войны.

Но обо всех его дальнейших подвигах и приключениях вы узнаете из следующих частей книги.

16

Продолжение:
*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Готическая книга Арды. Часть двадцатая.
О встрече Берена и Лютиен

Сложив своему отцу, высокий курган Берен поклялся отомстить оркам своей рукой, за похищенную руку отца. И настигнув ночью, отряд тех орков, незамеченным подкрался к самому костру, и вырвал из зубов их предводителя руку своего отца, которую тот как раз собирался было зажарить и съесть. Оставшиеся без ужина орки стреляли ему вслед, но стрелы его не взяли. И тогда ужас объял тех орков, и решили они, что это мёртвый Барахир приходил к ним за своей рукой. Ведь они полагали, что вырезали весь отряд Барахира подчистую, а его сын всё ещё не пришедший в себя с жуткого бодунища в темноте сразу напомнил им своего мёртвого отца.
После этого по лесам Дортониона разнёся слух о новом неуловимом народном мстителе с отрубленной мёртвой рукой вместо флага. Многих орков убил он этой рукой, продолжая дело отца. Орки и волки никак не могли взять его след. Его укрывали леса и горы, ночь и утренний туман. Его защищали сами звери и птицы, отчаянно нападая из леса прямо на его преследователей и затаптывая его следы. Потому как тех зверей, которые так не делали – он теперь считал тварями Моргота и охотился на них так же безжалостно как и на орков. К тому же мясо ему всегда было нужно. Хорошо ещё, что руку его отца, орки не успели тогда довезти до Моргота или Саурона. Ведь после того как эта рука побывала бы в руках его врага – Берен не смог бы ей полностью доверять. Пришлось бы тогда её съесть на всякий случай. А ну как Враг успел уже подчинить её своей воле, и она его ночью придушит?
Но пока врагов ему и без того хватало. Моргот назначил за его голову награду не меньшую чем за голову Фингона. И отправил на его поимку всё волчье войско Саурона, потому как его собственные орки ловить Берена уже ни за какие коврижки не соглашались. Стояла снежная зима, и путать свои следы на снегу становилось всё сложней. Кольцо врагов всё сжималось, и Берен двинулся на юг мимо границы Дориата, где чары Саурона сталкивались с могуществом Мелиан. И в этой приграничной полосе двух мощных магических полюсов, куда больше никто не смел, соваться, Берену удалось ускользнуть от своих преследователей. По ходу дела выяснилось, что знаменитую завесу Мелиан сплели огромные пауки племени Унголианты. И эти их запутанные сети назывались здесь «лабиринтом судьбы» – опоясавшие весь Дориат на манер колючих проволочных заграждений вокруг секретного объекта. Каким образом смертный нашёл лазейку в этих смертоносных сетях, ещё долго ломали себе головы мудрейшие головы всего Средиземья. Но Берен тогда голову себе недолго ломал, заметив полное отсутствие часовых со стороны эльфийской границы и довольно-таки обветшалое состояние полосы защитных заграждений, он и сам того не заметив, проник на территорию закрытого королевства. И сразу попал из зимы в лето, в цветущий солнечный лес журчащих ручьёв и поющих птиц. Словом, для того чтобы немного отлежаться и подлечить свои раны – места лучше и не придумаешь. Намётанный глаз сразу определил, что с голоду здесь тоже не пропадёшь, ягоды, грибы, орехи – только руку протяни. И зверьё всюду шныряет непуганое, небось половина из них Морготу служит. Надо бы завалить по быстрому пару кабанчиков, пока они меня врагам не заложили.

По этому-то самому волшебному лесу, в полном одиночестве, как и очень многие другие эльфийские девы до неё, очень любила погулять прекрасная Лютиен… Родители совершенно уверенные в нерушимости границ своего королевства разрешали ей гулять где угодно. К тому же их дочь была уже совсем не маленькой, даже постарше всех этих горячих нолдорских князей приплывших из-за моря. И вот сейчас эта мудрая эльфийская княжна легкомысленно кружилась в танце на лесной поляне, даже не подозревая, что из лесу за ней наблюдает небритое человеческое лицо. И вдруг она исчезла как наваждение. Хотя к подобным готичным призракам и наваждениям Берену было уже не привыкать, но чем-то она запала ему в дремучую израненную душу. И он остался ждать, не появится ли это наваждение вновь.
Итак уже несколько месяцев он совершенно никем незамеченный жил, в этом лесу изредка наблюдая за её танцами издалека. Но окликнуть или выйти заговорить с ней он никак не мог – отпугивая во время погони Сауроновских волков, он совершенно сорвал себе голос.
Берен вырыл здесь себе землянку, сложил в ней печку, заготовил себе припасов на зиму. Сшил себе унты, шубу и шапку из шкур зверей – явно шпионивших на Моргота. А дева-соловей, как он её про себя назвал, иногда появлялась неподалёку и кружилась в танце как лёгкая снежинка, на зимнем ветру согревая ему душу – пока он сидя в кустах дул на свои озябшие руки. Уже и зима была на исходе, хотя в Дориате с временами года обстояло почти как в Антарктике. Когда у всех зима – у них, видите ли – лето! И наоборот. И вот наконец-то на самом исходе Зимы, она появилась вновь как призрак «белой дамы». И своим пением она растопила снега и сосульки с шапки Берена. И зима отступила, а под её ногами прямо как у Яванны распускались цветы. И Берен, у которого все эти месяцы было заложено горло, наконец-то почувствовал, что к нему вновь вернулся голос. Это же была настоящая весна – время чудес и настоящей любви. Он позвал её – Тинувиэль! И она услышала его, и время для них вдруг замерло и ринулось вспять. Как когда-то замерло оно для Тингола и Мелиан – родителей прекрасной Лютиен…
Но том, что с ними было дальше – поведает нам уже следующая часть…

17

Продолжение:
*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Готическая книга Арды. Часть двадцать первая.
Цена неравных отношений

История о любви Берене и Лютиен своей романтичной готичностью могла бы поспорить даже с повестью о Ромео и Джульетте, потому как её герои умудрились умереть аж по два раза. Один раз от любви, в другой раз от старости. И по ходу всей этой истории гибли все, кто имел неосторожность помогать в чём-либо несчастным влюблённым, либо наоборот помешать им быть вместе…
…Когда для Берена время снова пошло своим обычным ходом, он понял, что надолго потерял сознание, провалившись в беспамятство как в чёрный бездонный колодец, а его прекрасное видение снова исчезло, выскользнув из его объятий. Но в этот раз ненадолго, ибо жребий для них уже свершился. И судьбы их так причудливо переплелись с судьбой Дориата и всей Арды, что клубок этот уже было не расплести и не разрубить так просто. И они это поняли, сразу глянув, друг другу в глаза на рассвете, когда прекрасная Лютиен вернулась к нему, по быстрому оправив все свои эльфийские дела. И с того времени ей стало очень мало дела, до своего родного эльфийского королевства. Вложила свою руку в его ладонь и вывела его из готичной тьмы беспамятства, где он бродил, держа как флаг отрубленную руку отца своего, и вывела его вперёд к свету. Предвидя на своём дальнейшем пути немало трудностей и суровый испытаний, они бродили по зелёным лесам Дориата, стараясь надышаться своим счастьем и свободой перед предстоящими ударами судьбы, пока им никто не мешает. Но как выяснилось, далеко не один охотник терпеливо наблюдал из своих кустов за этой птичкой. Даэрон песнопевец, чьё имя с сумеречно-эльфийского недаром означало – Прячущийся в тени – тоже давно наблюдал за дивными танцами Лютиен. И готично скрываясь в тени, он по слухам пытался слагать там песни о своей любви к Лютиен Тинувиэль, в сложении которых ему не было равных, но ни одна из них, к сожалению, не стала известной и до нас так и не дошла. Ведь неведомо нам, кто именно из великих но неизвестных ныне поэтов сложил Лейтиан – песнь воспевающую великую любовь Берена и Лютиен, но завистливый и отвергнутый Даэрон всяко пытался спеть про них что-то другое. Вот так бывает – кто-то после себя песнь великую оставит, а имя своё из скромности к ней не припишет, а кто-то наоборот – Великим песнопевцем всю жизнь называется, а путной песни после себя ни одной не оставит. Может быть, они так бы и проходили никем незамеченные по зелёным лесам и лужайкам все отмеренные им счастливые годы, а Лютиен бы просто заглянула домой и сказала своим родителям, что ей вздумалось ближайшую сотню лет побродить по лесам в полном одиночестве. И никто бы ничего не заподозрил. Но завистливый менестрель в очередной раз подтвердил старую присказку: о том, что лютня – тоже ударный инструмент. Пошёл да настучал на них королю Тинголу. Тингол – который, зная природу своей семейной наследственности, предвидя подобное, не пускал в своё королевство никого из эльфийских владык, считая их всех недостойными своей дочери – был просто в шоке. Он-то ожидал в качестве избранника для своей дочери никак не простого смертного, и даже не эльфа, а, по меньшей мере, пресветлого полубога – самого лунного Тилиона к примеру. С женихом подобным Берену, он бы и разговаривать не стал, велел бы страже его убить ещё на подходу к замку. Но мудрая Лютиен предвосхищая подобные намеренья отца, и разговаривать с ним на эту тему не стала, пока тот не поклялся, не причинять никакого вреда её любимому. Доставить его в Менегрот под стражей тоже не удалось, тот, кого не смогли поймать Сауроновы ищейки, легко укрылся бы и от Дориатской стражи, вконец обленившейся от мирной жизни за своим железным занавесом. Он пришёл сам, гордо подняв голову и неся в руке – руку отца своего с перстнем Финрода Фелагунда, не обращая внимания на ужас и презрение всего королевского дома ломавшего себе голову как бы не допустить такого позора их семье. Похоже, было на то, что из всех собравшихся одна только провидица Мелиан понимала, что её дочь нисколько не шутит, насчёт брака с этим смертным. Насчёт любви эльфы никогда не шутят, она случается у них в жизни лишь раз и навсегда и промашек здесь никогда не случается. Природу эльфийского естества не обманешь. Чётко как в палантир она видела, что переиграть эту партию уже никак не удастся, полюбившего раз эльфа уже никак не заставишь забыть свою любовь. Собственно говоря, сам эльфийский законный брак как таковой, перед лицом Эру Единого у них уже состоялся, и речь здесь могла идти не об их родительском благословении, а о вире со стороны смертного за своё невольное вмешательство в их государственные интересы в отношении продолжения королевской династии. Но высокомерный Тингол, юмора дочери, конечно же, не оценил, надулся как индюк – и начал на чём Арда стоит поносить смертного выскочку. Но тот, кому грозил сам Моргот с Сауроном, вряд ли смутится перед каким-то мягкотелым эльфийским корольком прячущегося всю войну за юбками своей супруги.
Как и предвидела Мелиан, угрозы и давление на Берена не подействовали, пришлось договариваться о вире. Тингол запросил за причиненную обиду и крушение своих надежд, сильмарилл из короны Моргота. Мол, если ты как вор ко мне в королевство прокрался и мою дочь покоя лишил, то и камень у Моргота запросто похитишь. А Берен которому теперь сам Моргот был не брат, не торгуясь, обещал добыть ему своей рукой этот самый камень…
Продолжение следует…

18

Том Бомбадил
ооо, продолжение!
Ждем еще!))

19

Оно действительно кому-то нужно?

20

Да кстати, заметил что здесь случайно была пропущена 7 часть:
*************************
Готическая книга Арды. Часть седьмая.
Бери шинель, пошли домой

Гробовых дел мастер Мандос от устойчивого отсутствия клиентуры в «Бесмертыных землях» претерпевал систематические крахи своих коммерческих начинаний. От безысходности он начал пить горькую, и однажды даже попытался заложить в ломбарде свой лучший выставочный гроб. Глаза его были ярко-жёлтыми как у мартовского кота, и горели неугасимым пламенем вечных поисков. Он целыми днями шлялся по Валинору, выпытывая, не помер ли кто.
В точно таких же исканиях постоянно находились Ниена-плакальщица, Ауле мастер ковки чугунных оградок, Яванна производитель похоронных венков, и многие другие.
Подобным бизнесом занимался и владыка Лориена Ирмо с супругой. Его «Сады вечных грёз» в народе прозвали усыпальницами.

Феанор каждый день, выходя из дому, постоянно сталкивался с назойливым вниманием этих гробовщиков. Выстроившись в ряд перед его домом они все дружно стаскивали с голов свои картузы, (все кроме Ниены разумеется) и хором осведомлялись о здоровье батюшки. Феанор обычно буркнув на ходу «Не дождётесь гады!» устремлялся в свои мастерские.
Но в этот день… впрочем, с гибелью светозарных ёлок Яванны, утро того дня так и не наступило. Как впрочем, и самого дня в нашем понимании этого слова.
Хотя не наступившее утро, так и не наступившего нового дня, нисколько не помешало с самого раннего утра, всем этим могильным воронам, слететься к воротам Феанора.
Прошмыгнуть мимо них незамеченным Феанору ясное дело не удалось.
Мандос плёлся за ним почти до самой Туны, расхваливая на ходу достоинства своего товара:
– У Ирмо разве ж товар? Тудыть его в Гилтониэль! Вот у меня каждый гроб огурчик! Гроб – он одного леса сколько требует…Всего за тридцать два рублика уступлю! В самонаилучшем виде, с глазетом, отделкой, кистями… Благодать твою в Аман! У Ирмо уже давно и материал не тот, и отделка похуже будет, и кисть жидковата, тудыть её в Мириэль… Можно даже в кредит! –

Наконец терпение Феанора истощилось:
– Хрен с тобой! Делай! Глазетовый с кистями! В кредит! –

Гробовых дел мастер, мгновенно испарился выполнять заказ. Феанор усмехнулся и пошёл себе дальше. Он знал, что выплачивать кредит полностью ему уже не придётся.

Появившись в городе Феанор, собрал толпу нольдоров у подножия Туны. И при свете горящих факелов произнёс пламенную зажигательную речь, прямо как Морфиус перед жителями Зеона.

«Доколе можно терпеть эти издевательства?! Валары обещали нам вечную жизнь, в бессмертных землях! Но из-за их гнусных козней мы потеряли сначала королеву, а теперь и короля! И не думаю, что это были единственные жертвы их извращённых прихотей! Посмотрите, друг на друга, пересчитайте своих родных и близких. Все ли на месте? Не удивлюсь, если вы ещё кого-то недосчитаетесь!
И не смотря на все их выходки, я помню о главном.
МЫ ВСЁ ЕЩЁ ПОЧЕМУ-ТО ЖИВЫ!
И МЫ ИХ НЕ БОИМСЯ!
Наш вождь и учитель предал нас, но даже он уже покинул эти земли. Так что же тогда нас здесь держит? Поехали домой! Валары затащили нас сюда подлостью, и по тихому хоронят нас здесь одного за другим. А в это время в Средиземье скоро народится новая раса смертных, которые не живут и ста лет, и от любого сквозняка мрут как мухи! И нас хотят лишить этого зрелища! Средиземье ждут долгие кровопролитные войны. Вся эта земля покроется кладбищами и братскими могилами. Не без нашего участия разумеется. Здесь такого развлечения до смерти не дождёшься! Поехали домой!
Поехали и спросим нашего учителя:
Почему он нас здесь бросил, и куда он дел наши камни?!»

Формальный повод для возвращения на родину, придумали быстро. Нольдоры решили изобразить, что хотят забрать у Мелькора сильмариллы, чтобы отдать их Яванне. Пусть повесит их на свои перегоревшие ёлки, и успокоится. Феанор с сыновьями даже торжественно поклялись не ведать покоя, пока не вернут свои камни. Они и впрямь были не прочь себе их вернуть.

Валарам идея вернуть свет Амана себе любимым, очень даже понравилась. Правда Манвэ из вежливости всё же прислал к уже собирающимся в поход нольдорам, своего посланца. Который просил Феонора погостить ещё немного. Но Феанор разумеется вежливо и твёрдо отклонил его предложение.

Подхалимов ваниар за их выкрутасы, решили с собой не брать. Пусть теперь ради прихоти владык, живыми в гроб ложатся. А тормознутые телери, как обычно не могли взять в толк, что уже пора домой ехать, и без «Дорогого учителя», везти никого не хотели. До них никак не доходило, что Мелькор давно переправился и без их помощи. И вообще стронуть их с места в один день, ещё никому не удавалось, на это нужны долгие годы, а иногда даже целые тысячелетия.
Вести переговоры столько времени, Феанор ясное дело, не хотел, терпения у него уже совершенно ни на что, не хватало. И поэтому дело очень скоро дошло до драки. Которую валары в предвкушении кучи свежих трупов, для своих излюбленных занятий, останавливать, естественно не стали.

После боя припёрся один только Мандос, до которого, наконец, дошло, что платить за изготовленный в кредит королевский гроб наилучшего качества, никто не собирается. Он сперва конечно накинулся на нольдоров, уже садящихся на отвоеванные корабли. Грозил им разными бедами и несчастьями в пути, и на своей далёкой родине. Убеждал Феанора что это очень плохая примета, уезжать из дому не уплатив гробовых дел мастеру по счёту. Но Феанор лишь красноречиво махнул рукой в сторону поля боя. И обрадованный новой работой Мандос, резво побежал снимать мерку со свежих покойничков.

Продолжение этой истории, как вы уже догадались, следует. Но разумеется оно будет как ни будь в другой раз.


Вы здесь » Пробуждение » Юмор » Готическая книга Арды