Спасибо за отзывы тем, кого по рассеянности не успела поблагодарить 
.
Мне удалось сплести венок сонетов. Они не связаны по смыслу, а вот следующий я обязательно сплету сплошным полотном.
Любовь Даэрона
Когда уйдешь от здешней суеты,
Переступив порог родного мира,
Когда сгорят последние мосты,
Твой образ оживет строкой и лирой.
Я не ценил благословенный дар,
Гневя Единого своей гордыней.
Я сам себе нанес такой удар,
Что буду вечно одинок отныне.
Так пусть же песни рушат тишину
Полынных далей сизого Востока,
К холодным небесам пускай прильнут
Пропитанные горьким медом строки.
Истерзанного сердца жар и хмель
Бросает в небеса моя свирель.
Когда уйдешь от здешней суеты,
Что станется, любимая, с тобою?
Где вспыхнет искра чистой красоты,
Что стала в одночасье неземною?
В какие формы выльется она,
Дабы родиться к обновленной жизни?
И не погаснет ли, достигнув дна,
Затушена рукой судьбы капризной?
Предстала ты хозяйкою судьбы.
Достигнув дна, вершину покорила,
Ведь светлой силою своей мольбы
Ты душу к новой жизни пробудила.
К нездешнему ты сердце устремила,
Переступив порог родного мира.
Переступив порог родного мира,
Покинешь ты прохладные леса.
Тяжка расплата и огромна вира,
Однако – справедливы небеса.
Ты с грустью оглянешься на поляны,
Где танцевала ты при свете звезд,
На чащи, где когда-то ты гуляла,
На нити трав с жемчужинами рос.
Ты вспомнишь, как луна тебе сияла,
Когда струились песни соловьев,
Венки из васильков и маков алых,
Тепло камней, журчание ручьев.
Как жаль, что все это забудешь ты,
Когда сгорят последние мосты.
Когда сгорят последние мосты,
Когда уход твой отзовется болью,
Осколок памяти не даст остыть
Следам, во мне оставленным тобою.
Я побегу, уже не чуя ног,
От света прочь, но тени не сдаваясь.
Не Запад заслужил я – на Восток
Направлюсь, неприкаянный скиталец.
Заплачет кровью белое перо,
Струна натянется тугою тетивою,
Шипы прорежут плоть горящих строф,
Но вспомню я тебя еще живою.
Тебя увижу я на грани мира:
Твой образ оживет строкой и лирой.
Твой образ оживет строкой и лирой,
Воспоминанья о тебе продлив.
В ладони Арды ляжет тенью сирой
Лишь эхо, заменившее мотив.
Оно запутается в серых скалах,
Оно вплетется в птичий пересвист,
Задержится на миг в ветвях усталых
И облетит, как пожелтевший лист.
Не упадет на землю лист увядший,
Подхвачен ветром, унесется ввысь,
Помчится к облакам и звездам, дальше…
Засохнет ветвь. Но не вернется лист.
Кружу как лист среди счастливых пар:
Я не ценил благословенный дар.
Я не ценил благословенный дар,
Желал любви, борясь с предначертаньем.
Ведомый голосом любовных чар,
Выталкивал я страсти из гортани.
Напрасно. Сам себя огнем палил,
Оковы ритмов на сердце смыкая.
Хватался. Потерял. И свет не мил.
И не утишит боль мою другая.
Хотел разбить я лютню, руны – в грязь:
Они не послужили мне лекарством.
Не обрести мне над собою власть.
Не будет мне покоя в Светлом Царстве.
Но нет. Последний дар я не отрину,
Гневя Единого своей гордыней.
Гневя Единого своей гордыней,
Сразил любовь и ею был сражен.
Себя сменял на деву в платье синем
И чудо жизни променял на сон.
Слепец! Не быть тому вовек любимым,
Кто одного себя готов любить.
И потому – она проходит мимо –
К другому, в вечность – не остановить.
Предатель, живший под диктовку страсти,
Прикрывшийся намереньем благим,
Я заслужил сполна свое несчастье,
Я обручен теперь навеки с ним.
Бессмертен телом и душою стар,
Я сам себе нанес такой удар.
Я сам себе нанес такой удар,
Что проломил сосуд живого сердца.
И хлещет кровь. И давит грудь угар.
И память лишь чадит – нельзя согреться.
Всегда один. Что – слава? Что – почет?
Что – колкие насмешки за спиною?
Они – не в счет. Вся жизнь моя не в счет.
Я лишь пером спасаюсь и струною.
Расплата – вечность. Нечего роптать
Тому, чья ставка – жизнь в игре с судьбою.
Разбит. Повержен. Проклят. Шах и мат.
Я понял, что не властен над собою.
Я знаю, что мне жить теперь в пустыне,
Что буду вечно одинок отныне.
Что буду вечно одинок отныне
Я осознал, когда твоя рука
Коснулась грубого плаща холстины,
Отвергнув золоченые шелка.
Похвален выбор – честный меч героя.
Что перед ним и лютня, и свирель?
Он статен и силен, рожден для боя,
А я – всего лишь слабый менестрель.
Но – человек! Короткое мгновенье,
Ребенок по сравнению с тобой.
Ошибся я, увидев преступленье
Там, где увидеть должно лишь любовь.
Корабль моих надежд пошел ко дну.
Так пусть же песни рушат тишину.
Так пусть же песни рушат тишину,
Не дав глубоким ранам загноиться.
Вас отпускаю я, не тщась вернуть:
Летите в небеса, степные птицы!
К чему толпа восторженных зевак,
Высоколобых критиков орава?
Плюю я болью в небо – просто так.
Теку я раскаленных строчек лавой.
Пою, пою, не в силах я молчать.
Молчанье стало мне невыносимо.
И степь поет – она ведь мне под стать –
Свободна, но тосклива и пустынна.
Струной борюсь с безмолвием жестоким
Полынных далей сизого Востока.
Полынных далей сизого Востока
Иссохшаяся немота страшна.
Иду вдоль говорящего потока,
Чуть пробудившись от ночного сна.
Вот день мой. Он страшнее темной ночи,
Когда не выжигает правды свет.
Однако пусть его увидят очи,
Но – сохраняя сновидений след.
Поток мой – это жизнь моя и песня.
Иду за ним, а не в глухую тьму,
Ведь эльфам не дано стоять на месте.
Теперь фальшивой ноты не возьму.
Ладони вдохновения минут
К холодным небесам пускай прильнут.
К холодным небесам пускай прильнут
Запекшиеся вечной страстью губы.
Мне ветреная степь дала приют.
Она не защитит и не погубит.
Мне не напиться ледяных небес:
Глотки, застыв во рту, морозом жалят.
Ищу земные родники окрест
В шершавой пряже вересковой шали.
Ведь не хватает песен родника,
Лишь изливаясь, жажду не насытишь.
И от пути я отклонюсь слегка,
Чтоб дух кристальною водой очистить.
И вдоль потока поплывут далеко
Пропитанные горьким медом строки.
Пропитанные горьким медом строки,
Вы счет ведете одиноким дням.
Пусть в ранах весь, и пусть они глубоки,
Мой стан остался горделив и прям.
Пускай я был повержен – но ведь выжил.
Стоял я на коленях – встал с колен.
Я низко пал, но путь один – лишь выше.
Окончен тени смертоносный плен.
Шипы в груди? Так буду жить с шипами.
Навек один? Что ж, проживу один.
Любимой нет, осталась только память?
Снесу, не вышибая клином клин.
И понесу в ветра чужих земель
Истерзанного сердца жар и хмель.
Истерзанного сердца жар и хмель
Стать призваны зароком искупленья.
Передо мной сейчас одна лишь цель –
Остановить души и тела тленье.
И потому мелодии звучат,
Давая жизнь тому, что умирает.
Они зовут вперед. Но – и назад,
Воспоминания переплавляя.
Они их очищают от забот,
От мелочности непотребной жизни,
И красота любимой предстает
Картиной: каждый штрих безукоризнен.
Пусть танец легких ног и птичью трель
Бросает в небеса моя свирель.
Бросает в небеса моя свирель
Комок тоски помноженной на вечность.
Всего сказать тебе я не успел.
И не успеть: наказан за беспечность.
Беспечен был, когда дарил любовь
Судьбою предназначенной другому,
Когда с твоей любви снимал покров,
Надеясь привязать к родному дому.
Позорил. Славил. А потом прозрел,
Кинжалом правды прорезая веки.
Насмешки обернулись тучей стрел,
Оставшихся в груди моей навеки.
Я выращу на их древках цветы,
Когда уйдешь от здешней суеты.
Замечательные строки - точные, изящные...
. Надо послушать Catharsis, никогда не слышала.